Вихрь - Йожеф Дарваш
— А где же ваше оружие? Ведь в армии бойцам и оружие выдают, не так ли?
Этот вопрос смутил даже высокого. Он дернул узкими плечами и, запинаясь, ответил:
— В подразделении… оставили в обозе, положили на повозку и… заблудились.
Гал сорвал в плеча винтовку:
— Довольно обидно, когда тебя пытаются провести такими выдумками. В общем все ясно. Вы просто дезертиры. Ну, марш, десять шагов вперед!
Низенький, вытаращив глаза от страха, закричал, запричитал. Высокий, схватив его, потащил за собой. Отсчитав десять шагов, они остановились, повернулись лицом к дозорным. У низенького подкосились ноги, и он упал на колени. Высокий подхватил его под талию. Дула винтовок уже были нацелены на них.
Гал понимал, что сейчас ему нужно отдать приказ. Кроме него, никто не мог сделать этого. Красноармейцы нервничали, кто-то громко вздохнул. И хотя Гал принял решение расстрелять их, в душе у него росло сомнение, которое не позволяло ему сказать решающее слово. А вдруг они все же не враги? Два молодых человека… Стволы винтовок дрожали. В руках Гала винтовка тоже дрожала. Но нужно было отдать приказ. Чувства, сомнения — не в счет. Фронт, наступление противника, убитые из-за угла красноармейцы — все это требовало…
Галу казалось, что он так никогда и не произнесет решающего слова, как вдруг высокий сорвал с фуражки звездочку и, бросив ее под ноги, воскликнул:
— Vive la France!
И сразу же рука Гала обрела такую твердость, будто ее зажали в тиски. Раздалось слово приказа — загремели выстрелы. В низенького пришлось стрелять дважды, так как во время первого залпа все целились только в высокого.
В часть они возвращались с легким чувством, как люди, которые честно исполнили свой долг.
Позднее, часа через полтора, они снова проходили мимо этого места. На этот раз шла вся рота: им было приказано переместиться километра на два в сторону и окопаться на обрывистом берегу реки. Гал показал командиру роты расстрелянных диверсантов, о которых он недавно ему докладывал. Вдруг Деме выскочил из строя, подбежал к трупам и начал кричать, что он их знает, так как они вместе призывались в армию, вместе уезжали из Пешта. Все, кто ходил в дозор, переглянулись и, смутившись, отвернули головы… Ротный не стал укорять Гала, только пробормотал себе под нос что-то о том, что сейчас идет война, а эти сбежали из части.
Позже Халкович как-то спросил Гала, зачем же тогда высокому нужно было срывать с фуражки звездочку и кричать «Да здравствует Франция!». Гал был бледен и сказал, что он этого не знает. Хотя тогда он уже знал это. Не так уж трудно было догадаться. Просто высокий парень выкрикнул эти слова ради его, Гала, спокойствия, ради спокойствия остальных бойцов. Заметил их неуверенность, а не заметить ее было невозможно, увидел дрожащие дула винтовок, выражение сомнения на лицах бойцов. Надо было избавить их от сомнения. Как? Он мог только что-то выкрикнуть, чтобы бойцы, исполняющие отданный им приказ, избавились от сомнений и сделали свое дело, как положено. И если бы не Деме, который сам выскочил из строя, если бы не его слова, что он их знает…
С тех пор Гал никак не мог избавиться от огромной тяжести на душе, хотя не раз пытался убедить себя, что солдаты эти все равно заслужили пулю как дезертиры. Разумеется, произойди это в начале революционных событий, он легко бы примирился с самим собой, но сейчас, когда им грозил крах, поражение, гибель, когда перед глазами стояла безобразная картина будущего, тяжесть эта стала невыносимой. И он сам вынес себе приговор.
Именно поэтому Гал и взорвался, поэтому и накричал на Деме, когда тот сказал, чтобы он сам уходил отсюда…
— До сих пор я просил вас, а сейчас приказываю уходить! Собирайтесь и уходите, куда угодно! Я здесь командир.
Деме долго молчал, а когда наконец заговорил, то Гал почти не узнал его голоса, таким он был тихим и безжизненным.
— Я останусь здесь… и прошу вас, не кладите меня туда за шкаф… Просто потому, что мне здесь больше нравится…
— Зачем вас класть?.. Что вы говорите?
Но Деме уже ничего не ответил. Он чуть заметно пошевелился, на лице его выступил обильный пот, очки упали на стол.
— Почему вы молчите? Я перевяжу вас…
— Не нужно. Не стоит…
Быстрыми движениями Гал расстегнул на Деме френч, поднял вверх рубашку, расстегнул ремень и начал искать рану, а когда нашел ее, то Деме уже не шевелился. Голова его немного склонилась набок, глаза остались открытыми. Галу не оставалось ничего другого, как заправить на Деме рубашку, застегнуть френч. Мелькнула мысль: а не надеть ли Деме на нос очки?
Гал огляделся. Собственно говоря, дела у него теперь уже никакого не было. То, что было им поручено, они выполнили, и погибшие, и он. Теперь осталось только…
Эту невольно пришедшую мысль он мгновенно отбросил от себя. Это было бы слишком просто. Он не покончит с собой. Если он до сих пор не сделал этого, то сейчас тем более не сделает. Он огляделся: может, еще что-то от него требуется?
Прежде всего нужно что-то сделать с пулеметами. Вынуть и выбросить замки из пулеметов — чепуха, да и куда их тут выбросишь? Взять один замок и изуродовать им два других, но ведь замки к пулеметам можно вставить новые. Это тоже не выход…
Гранаты! Гранат у него достаточно, даже больше чем достаточно: Уй принес их штук десять… Гал посмотрел в окно. Взорванная пушка казалась теперь лежащей дальше, видимо потому, что беспорядочно валявшиеся на земле трупы солдат увеличивали расстояние…
Если подложить по одной гранате под пулемет (под самый замок), то его так разнесет, что уже никто и никогда не сможет стрелять из него. Подающее приспособление тоже надо взорвать, чтобы не досталось противнику. Достаточно всего трех гранат. Да еще останется одна, две, три… целых десять.
Когда Гал посмотрел в окно, он снова увидел заводскую трубу. Тень от нее его больше уже не интересовала. А сама труба стоит, как раньше. А если бы она упала, да еще так, чтобы легла поперек дороги, сколько было бы обломков, кирпичей — и за полдня не очистишь дорогу… Связать десять гранат… подложить под трубу, раздастся страшный грохот, блеснет огонь — и все будет кончено.
Едва он успел выбежать из двери, держа в руке связку гранат, как в здании разорвались одна за другой три гранаты; посыпались обломки оконных рам, куски штукатурки, один пулемет свалился
