Зеленые мили - Елена «Ловец» Залесская

— Зачем? Вы же воюете всю жизнь… Это такая же работа, как любая другая.

— Мы — другое дело, — вставляет Вал.

— Да ладно? — начинаю закипать.

— Найди нормального, — Грин повышает голос, — у которого нет войны в башке, и валите подальше, пока все это не закончится.

И тут крышку с кастрюльки в моей голове сносит мощным паровым ударом.

— Нормального, говоришь?! Да какое ты имеешь право мне давать советы?!

— А такое, что я тебя все эти годы от этого дерьма ограждал! А ты в самую гущу вляпалась!

— ТЫ?! Ограждал — меня?!

— Я.

— Я ТЕБЯ ПРОСИЛА?! Кто вообще дал тебе право решать за всех?! Кто дал тебе право решить тогда все за меня?! Если бы не ты, этого всего вообще могло бы не быть!

Дерево импровизированного шезлонга уже отдало тепло и впитывает ночную сырость. На часах то ли 8, то ли 9 вечера, темно — глаз выколи. Сползаю по шершавой поверхности. Небо в серебре звезд. Нахожу Большую Медведицу.

— Пап, ты тут?

Медведица на секунду гаснет и вновь вспыхивает. Тут.

— Пап, как он мог? Он же все знает с самого начала. Знает, что я другая. Он же сам когда-т отказался от меня, от нас… Этого всего могло бы просто не быть.

Не помню, в какой момент я поняла, что «нормальные» просто не имели шансов мне даже понравиться. Возможно, дорогостоящие психоаналитики докопались бы до мечты стать военкором или до стажировок в «Криминальной хронике». А может, я сама рассказала бы им про одну странную встречу, мне потом сказали, что это был реальный экстрасенс. Не из битвы и телевизора. И он сообщил мне еще в 2019-м, что будет война и я найду на ней все. И поменяю чей-то план, встав «между ними и смертью».

А теперь я сижу на шезлонге и разговариваю с отцом. Медведица подмигивает. Все будет хорошо. Я знаю. План уже поменялся, я уже стою.

— Грин сказал, ты, скорее всего, тут.

— И?

— Обратно пойдем. Тут мины везде.

— Но вы же такие. Он сам такой. Почему?

— Не знаю, Ленк. Я его таким никогда не видел.

Кавказ, молодой мальчишка чуть за 30, которого я впервые увидела здесь, третий в компании моих «суперспешлов», явно чувствует себя не в своей тарелке. Вал как мудрый слон — все видел, все знает. А тут мы парнишку вовлекли практически в семейную драму. Есть от чего обалдеть.

Возвращаемся. Медведица вдруг вспыхивает. И я все понимаю.

И если Бог создал того,

кто носит внутри войну,

Он создает и ту, что хранит

для него тишину…

Мама, мы ничего не знаем о себе, как мы можем распоряжаться жизнями других?

Граната

Утром собрались на полигон. Я еще не привыкла к тактическим брюкам, поэтому оделась как наделось — куда-то закатала брючины, подумала, выпустила над резиновыми полуботинками. Все берцы в доме оказались безнадежно велики.

День пасмурный, промозглый. Я не успеваю привыкнуть к тому, что погода здесь как ветреная красавица: день как апрель, а другой — как ноябрь.

О том, что на дворе зима, напоминает только календарь. Парней жду на улице. Воздух такой, что его хочется резать ножом и намазывать на теплый хлеб.

Выходят.

Грин скептически смотрит на меня.

— Что ты там наворотила со штанами?

— Ничего. Надела и пошла.

— Чучундра. Они застегиваются вокруг ботинок.

— Это не ботинки.

— Затяни, говорю.

На этих словах, видимо разочаровавшись в моих умственных способностях, он садится и затягивает мои брюки вокруг голенищ. Становится теплее и как-то удобнее.

— Постарайся сегодня никого не пристрелить.

Надуваюсь, как жаба, и пакуюсь в машину.

На полигоне людно. Копают. Наш друг, командир, ходит от одного окопа к другому и терпеливо каждому объясняет, почему его уже убили.

— Ты что тут накопал? Кроту пентхаус?

— Командир, лопатка тупая.

— Лопатке можно. А тебе, если жить хочешь, нет.

Кавказ уходит проверять стрелков. Грин достает гранаты, выкладывает на пустой оружейный ящик и не без шика закуривает кубинскую сигару. Эта картина еще долго будет в моей памяти: мили когда-то зеленого поля, уходящие за горизонт, два патрульных «аллигатора», летящие на предельно низкой высоте, и огромный безумно красивый мужик в камуфляже с сигарой в зубах и автоматом в руке. Картина настолько не вяжется с моей памятью, где вот мы все вместе огромной компанией летом пьем кофе в «Причале», вот осень, випка «Каро», «Фантастические твари и места их обитания», вот мы с Валом гогочем в «Объекте», рассматривая кривую моих «попаданий». Вот я прилетела из Тая, и Грин с моим пуховиком идет по ночному Шарику в кашемировом пальто и голубых «ливайсах». Память выдает какой-то причудливый набор кадров из прошлой жизни, к которой уже никогда не будет возврата. Неважно, победим мы завтра или через тысячу лет. Мы уже другие и еще сто тысяч раз изменимся, потеряв в себе немного юности и добавив зарубок на тонкую кожицу у самой сердечной мышцы. Просто парни начали лет 20 назад, а я — два месяца.

— Пошли. — Грин выпускает кольцо дыма, протягивает мне учебный АК. — Тут полно неразрывов, идешь след в след.

— Угу, — говорю я, что-то замечаю в траве и иду туда, как сорока на блеск латуни.

— Лена!!! — Где-то перестала жевать местная корова и замерли все бойцы на линии отстрела.

Выскакиваю из травы и пристраиваюсь по следам.

Следующие два часа разряжаем магазины. Плечо каменное, дофамин на верхней границе нормы. Холостые патроны ничем не отличаются от обычных.

— А теперь граната. Сейчас я тебе скажу, что будем делать. Значит, смотри…

И еще минут 15 я бросаю камни в окоп за насыпь. Будучи уверенным, что не попасть туда может только очень тупоголовый человек с руками из задницы, Грин наконец-то дает мне муляж. Но что это муляж, я тогда еще не знаю. Пока дергаю чеку, подступает паника.

«…а вдруг бракованная? Руки оторвет…» — думаю я, мурыжа неподдающиеся усики.

«…а если еще и глаза осколками вынесет?»

«…а ну как дерну посильнее, кольцо в одну сторону, граната в другую…»

«…а гранатой если — это быстро?»

Где-то на этой мысли чека вылетает.

— Ой! Мама! — кидаю куда-то по направлению к окопу и слышу дикий окрик:

— ЛОЖИСЬ!!!

Хруст гравия, глухой звук взрыва, неожиданный мат и фраза, которой суждено стать мемом:

— Лена,