Чардаш смерти - Татьяна Олеговна Беспалова
Толпа расступилась, пропуская автомобиль, но женщина не присоединилась к ожидающим своей порции. Наоборот, она быстро пошла вдоль чётной стороны домов на юг. В её руках не было ни чайника, ни сумки, ни авоськи. И к чему в такую жару, когда каждый старается скинуть с себя лишнюю одежду, это летнее пальто? Вот она оглянулась, окинула взглядом «хорьх», на миг встретилась глазами с Дани, и тогда он заметил, как на её груди блеснуло крупное украшение из белого металла.
– По газам, Шаймоши! – рявкнула Дани.
Шаймоши, тонко разбиравшийся в интонациях своего командира, вдавил в пол педаль газа. Через минуту, когда они уже почти нагнали её, женщина остановилась. Она встала спиной к стене в обречённой позе приговорённого к расстрелу. Женщина была одета странно. Видимо, испугавшись обстрела, она выскочила из дома как была в халатике. Поверх него она накинула пальто, а голову повязала простым белым платком. Странно! Она, похоже, действительно потеряла сына – её красивое лицо было искажено тревогой. А то, что Дани принял за украшение, на самом деле оказалось обычным медицинским стетоскопом.
– Маланья! – закричал Дани.
Шаймоши слишком резко нажал на педаль тормоза. Дани больно ударился грудью о торпеду, но, словно вовсе не заметив этого, стал шарить рукой по оббивке двери.
– Маланья! Маланья! – кричал он.
Наконец ручка нашлась, дверца автомобиля распахнулась, и Дани выскочил на скрипучий щебень.
– Осторожно, господин лейтенант! – буркнул вслед ему Шаймоши. – Берегитесь мин!
– Маланья! – прошептал Дани, останавливаясь перед ней.
– Я ищу своего сына, господин лейтенант. Он убежал от меня, и теперь я волнуюсь.
Женщина заговорила на правильном немецком языке, отчего Дани немного растерялся. Дани, но не Шаймоши.
– Она толкует о сыне. Волнуется и правильно делает. Вчера на соседней улице, на той, что у реки, я видел толпу беженцев. Бедолаги волокли на себе жалкие пожитки. Некоторые с маленькими детьми и больными стариками. Они еле плелись. Мыслимое ли дело толкать тачки по песчаной дороге! Когда колёса увязают, шибко не разбежишься. Мне запомнилась одна старуха. Она прижимала к груди икону. И тут налетели большевистские самолёты, спикировали на них, открыли огонь. Если не верите – спуститесь к реке. Тут недалеко прибрежная улица. Трупы всё ещё лежат там. Сколько лет понадобится, чтобы захоронить всех убитых в этом городе?
Расширившимися от ужаса глазами женщина смотрела, как двигаются усы и губы Шаймоши. Похоже, она ни слова не понимала по-венгерски, но материнское чутьё помогло ей угадать смысл речей пронырливого ординарца.
* * *
Хлопок миномётного выстрела, прозвучавший в относительной тишине условно мирного дня, производит на опытного человека совсем иное впечатление, нежели свист и чирканье пули. Пуля – дура. Мина – совсем иное дело. А потому, заслышав хлопок, все трое – Дани, Шаймоши и женщина со стетоскопом – повалились под бок «хорьха». Град острого металла ударил в стену дома выше того места, где совсем недавно стояла женщина. За первым хлопком последовал второй, третий. Но теперь мины падали в отдалении, там где могла всё ещё стоять полевая кухня.
– Проклятые большевики! Лупят из миномёта по своим же. Вчера какая-то сволочь палила из парка. Тот самый парк, что напротив здания их бывшего Горсовета.
Слово «Горсовет» Шаймоши произнёс по-русски, и Дани почувствовал, как дрогнула женщина. Сейчас она лежала совсем рядом. Он чувствовал её дрожь и тепло. Он слышал её запах, странный, химический запах доктора или медицинской сестры. А потом он услышал топот ног, стенания, плачь. Кто-то жаловался по-русски. Кто-то звал по именам близких.
– Доктор Серафима! Она должна быть где-то здесь! – причитал надтреснутый, старческий тенорок.
Дани никак не мог определить, кто искал доктора Серафиму, мужчина или женщина. Наконец он увидел озабоченное лицо Шаймоши.
– Вы целы, господин лейтенант? Тогда вставайте. Нам надо двигаться дальше. Сначала они превратили своих же граждан в нищебродов, а теперь сами палят по ним из миномёта. Проклятое, большевистское семя!
– Наверное, все целы, – внезапно сказала женщина. – Раненые бы кричали.
– Мертвецы не умеют кричать, – проговорил Дани.
Женщина поднималась с земли, настороженно озираясь. Губы её беззвучно шевелились, снова и снова повторяя имя «Матвей». Дани проворно вскочил на ноги. Шаймоши уже запустил двигатель «хорьха» и распахнул пассажирскую дверь.
– Я могу вас подвезти. Куда вам? – Дани улыбнулся.
Женщину испугал его вопрос, но отказаться наотрез она не решалась. Она сделала несколько нерешительных шагов по направлению к «хорьху». Дани распахнул перед ней заднюю дверь автомобиля. Теперь ей оставалось только наклониться, чтобы забраться в салон автомобиля. Дани подал ей руку. Она отстранилась. Инстинктивное движение. Женщина боится Дани. Ещё бы! Одетый в офицерскую форму вражеской армии, вооруженный, он мог, разумеется, представлять некоторую опасность.
– Меня не следует бояться, – Дани снова улыбнулся.
Женщина колебалась. Её сомнения разрешил новый минный разрыв, последствием которого стал громкий рёв. Дани уже приходилось слышать такое – так вопят умирающие лошади. Через мгновение к первому голосу присоединился второй, жалобный, причитающий. Кто-то частым речитативом повторял на венгерском языке одно и то же: «О, Боже! Только не это! О, Боже! Спасите» и снова «О, Боже! Только не это…».
Женщина, не долго думая, кинулась на голоса. Она на ходу стаскивала пальто и Дани, наконец догадался, что под ним на ней был надет обычный медицинский халат.
Дани повалился на переднее сиденье «хорьха».
– Давай за ней! Быстро! – скомандовал он, захлопывая дверь.
– Капитан Якоб…
– Быстро!
Шаймоши выжал сцепление, и «хорьх» заколыхался следом за женщиной. Теперь никто и не помышлял о воронках. И Дани, и Шаймоши видели на углу полевую кухню. Пыльный щебень вокруг неё был залит кровью. Понурый мерин фельдфебеля бился в оглоблях. Из его выпуклого бока била кровавая струя. Самого Бартола не было видно. Зато вой и стон стоял такой, словно они вдруг оказались в операционной, где кромсают тела на живую, без наркоза.
Женщина бежала с невероятной быстротой. Белая её косынка съехала на шею, толстая коса вырвалась на волю, расплелась. Тёмные волосы струились за её спиной подобно знамени.
Выскакивая из автомобиля на ходу, Дани услышал, как за спиной лязгнул затвор автомата. Предусмотрительный Шаймоши никогда не убирал оружие в багажник. Сам Дани уже извлёк из кобуры пистолет. Проспект Революции и вливающаяся в него узкая, убегающая к реке уличка совершенно опустели. Лишь севернее, в той стороне, откуда они приехали, мелькали редкие фигуры прохожих. Вокруг, на дистанции выстрела, Дани мог видеть лишь повозку и женщину, бегущую к ней. В кого же Шаймоши собрался стрелять? Слева от него высился большой пятиэтажный дом. На
