Большой конфликт - Берт Хеллингер
Другое дело, когда один говорит другому: «Я тебя прощаю». Произнося эти слова, он одновременно объявляет другого виновным, ставит себя выше и унижает его. Такое высказанное прощение прекращает отношения на равных. Оно не спасает их, а ставит под угрозу.
Но что, если другой просит нас о прощении? Когда за этой просьбой стоит боль оттого, что он нас огорчил или обидел, она позволяет легче забыть об ошибке, неправоте или вине. Тем более, если мы по-своему тоже были перед ним виноваты. Тогда мы оба можем позволить себе начать сначала, не возвращаясь к прошлому. Это очень человечный способ прощения, тогда оба остаются на равных и внизу.
Но бывают ситуации, когда снисхождение невозможно, поскольку вина так велика, что виновному остается только ее признать, а пострадавшему – только ее претерпеть. Крайним случаем такой вины является убийство, потому что его уже не исправить. Здесь виновный должен принять свою вину и ее последствия, не ожидая прощения. А пострадавшие не должны позволять себе его прощать, как если бы они могли и имели на это право.
Что происходит в душе виновного, когда после такой вины он ожидает и просит прощения? Он теряет из виду жертв, которым нанес непоправимый ущерб. Тогда он больше не может о них горевать. Вместо этого он пытается избежать последствий своей вины, взваливая их на других людей и отдавая на их ответственность. Он даже может на них злиться, как будто они обязаны его простить. Тем самым он теряет свое достоинство и свое величие, а тот, кто его прощает, лишает его этого достоинства и величия. Но прежде всего он отнимает у него силу, которую тот получает благодаря признанию вины и ее последствий. Тот, кто из этой силы берет на себя и делает что-то особенное для других людей, вновь обретает свое достоинство и в какой-то мере свое место среди других людей.
А что происходит в душе тех, кто дает прощение такому виновному? Они тоже теряют из виду жертв и больше не могут о них горевать или им сострадать. Но главное – они возвышаются над виновным, делают его маленьким и жалким. И даже озлобляют его своим прощением, поскольку не принимают всерьез его и его деяние. Тогда их прощение не кладет конец злу, а дает ему подпитку и новую силу.
Но прежде всего таким прощением человек берет на себя то, что по рангу только высшей силе, во власти которой находятся и преступник, и жертва, и которой они, каждый по-своему, служат. Тот, кто хочет здесь простить, отказывается чтить эту силу. Он ставит себя наравне с ней или даже выше.
Когда оба, и преступник, и жертва, признают, что им не избежать последствий произошедшего, поскольку они оба подошли к границам, которые для них непреодолимы, им приходится признать свое бессилие и склониться перед своей судьбой. Это соединяет их на глубоком человеческом уровне и перед лицом этой судьбы открывает им путь к примирению.
Какое поведение со стороны других человечно по отношению к преступникам и жертвам? Смиренный ответ здесь – милосердное. Это движение и настрой сердца от человека к человеку, но также от человека к животному и к каждому существу. Мы чувствуем его перед лицом безысходной беды и безысходной вины, стараемся облегчить их делами милосердия и все же знаем, что в самой глубине эти страдания и вина неустранимы.
Как мы можем стать милосердными? Когда перед лицом собственной беды, собственной вины, собственной зачастую безвыходной ситуации мы осознаем, насколько сами зависим от милосердия и снисхождения других людей. Поэтому милосердные разделяют с виновными и страдающими их бессилие. В этом бессилии они не судят и не прощают. Они остаются смиренными, они остаются внизу. Такое милосердие тихо.
Тем самым я сказал и кое-что о любви, которая примиряет. Это особая любовь, она выходит за пределы и превосходит ту любовь, которая еще чего-то хочет. Любовь означает здесь признание того, что перед лицом чего-то большего все остальные такие же, как я. Смирение означает то же самое. Прощение и забвение – тоже.
Пример: Инки и испанцы
Фрагмент курса во Флориде в 2003 году
ХЕЛЛИНГЕР женщине из Перу, инке по происхождению: О чем идет речь?
КЛИЕНТКА: Мое тело разваливается на части. Кости не держат. Такое чувство, что у меня голова отделена от тела.
Она начинает плакать. Хеллингер выбирает заместителя и ставит его.
ХЕЛЛИНГЕР этому заместителю: Ты – обезглавленный испанцами последний король инков.
Заместитель короля инков глубоко дышит. Хеллингер ставит напротив него клиентку.
Клиентка скрещивает руки на груди и плачет. Она смотрит в пол.
Хеллингер выбирает мужчину в качестве заместителя для испанских завоевателей и ставит его несколько в стороне, на равном расстоянии от остальных. Клиентка медленно отходит назад, но по-прежнему смотрит в пол.
Хеллингер выбирает пять заместителей и просит их лечь на спину между королем инков и клиенткой.
Клиентка отходит еще дальше назад и громко плачет. Король инков встает на колени перед мертвыми и склоняет голову.
Хеллингер выбирает еще двух заместителей для испанцев и ставит их рядом с первым.
Клиентка, громко рыдая, подходит ближе к мертвым. Она садится возле первого мертвого, берет его за руку и плачет. Но тот не шевелится.
Через некоторое время Хеллингер ее поднимает и ставит перед королем инков. Тот продолжает совершенно неподвижно стоять на коленях. Клиентка стоит рядом с ним и плачет. Чуть позже она опускается на колени, прикасается к нему, хочет, чтобы он на нее посмотрел. Но он не двигается. Какое-то время спустя он весь оседает и сидит, наклонившись головой вперед.
Хеллингер снова подходит к клиентке, поднимает ее и подводит к испанцам. Один из испанцев смотрит на нее. Через какое-то время их взгляды встречаются. Затем все испанцы долго смотрят на мертвых.
Хеллингер снова ставит клиентку с другой стороны от мертвых, так что теперь они лежат между ней и испанцами. Еще через какое-то время он отводит ее обратно и ставит между испанцами. Женщина глубоко дышит.
ХЕЛЛИНГЕР клиентке: Как ты себя здесь чувствуешь?
КЛИЕНТКА: Здесь я чувствую себя как дома.
Она глубоко дышит и плачет.
ХЕЛЛИНГЕР: Посмотри на испанцев.
Она долго на них смотрит. Затем обнимает одного из них, а тот обнимает ее. Она поворачивается к
