Манная каша на троих - Лина Городецкая
Он вновь замолчал. Веславе стало не по себе от его молчания и наступившей тишины, которая словно обвиняла и ее в том, что Оскар потерял всех своих близких.
– А почему гордыня? – наконец спросила она.
– Я всегда был вторым и не мог смириться с этим. Я восторгался им до отчаяния и ненавидел его одновременно. Он везде обходил меня. Мой кузен Смилек… В школе он учился лучше меня и всегда имел успех у девочек. В шахматных боях он был силен и снисходительно давал мне фору. Когда я хотел поступить в польскую армию, меня не приняли из-за плохого зрения, а он сразу оказался в артиллерии, правда, через два года ушел из армии, но тоже по собственному желанию. Ему все давалось легко. И когда мы оба познакомились с Хеникой, она предпочла его. Нет, это было не так. Я первым познакомился с ней и сразу влюбился в нее. Мы даже вместе ходили несколько раз в кино, и она явно благосклонно относилась к моим ухаживаниям. Пока не встретила Смилека… Через две недели Хеника призналась, что предпочла бы видеть во мне друга, а еще через месяц стала невестой Смилека…Он всегда был первым и здесь тоже обошел меня.
Поэтому, когда меня познакомили с Ханой, я назло им всем почти сразу сделал ей предложение. Жениться – так жениться, думал я. Только потом я понял, что эта встреча была мне послана небом. Давид, старший брат Ханы, жил в Америке, имел здесь небольшой бизнес, шоколадную фабрику, и искал компаньона. Мы к тому времени открыли кондитерскую, но дело продвигалось очень туго. И я сразу согласился на предложение Давида войти в его дело. Мы уехали в тридцать седьмом году, наш Гарри родился уже в Америке.
– А Смилек?
Веславе почему-то хотелось верить, что и счастливчик Смилек уехал в Америку или еще куда-нибудь, где удача не изменила ему.
– Смилек? – задумчиво переспросил Оскар, подперев лицо руками.– Смилек с Хеникой тоже уехали из Казимежа – в Величку. Там у них родилась дочь. Представьте себе, Веслава, у моего кузена ко всем прочим его достоинствам была хорошая коммерческая хватка. В Величке он открыл табачный магазин. Мы почти не общались после моей и его женитьбы. Но перед отъездом в Америку я все-таки поехал в Величку. Домой к ним не пошел, не хотел видеть Хенику. Я еще тот характер имел в молодости. Зашел к Смилеку в магазин, попрощался. Он выглядел очень довольным жизнью. Обнял меня и пожелал удачи. Он, наверное, и не догадывался, что я бегу из Польши, потому что он удачлив, а я – нет… Вам еще интересно знать, что произошло дальше со Смилеком? Дальше была война… Удача отвернулась от всех них.
– Оскар, неужели бывают такие совпадения?! – вдруг выпалила Веслава.– Я ведь выросла в Величке. Мне кажется, я была знакома с вашим кузеном. Как звали его дочь?
– Мирьям,– удивленно ответил старик,– но в детстве ее все называли…
–– Маришей,– перебила его Веслава,– Маришей Бергер!
– Боже мой! – воскликнул Оскар.– Веслава, неужели вы знали семью моего кузена?!
Хайфа, 1982 год
Авария случилась рядом с домом Мирьям. Она развешивала на балконе выстиранное белье, когда услышала жуткий скрежет и женский крик. Этот крик заслонил собой все другие звуки, которые сопровождали каждое утро их негромкой улицы. На зебре перехода остановился, резко притормозив, зеленый автомобиль. В нескольких метрах от него, словно большая поломанная кукла, лежала молодая женщина, а чуть в стороне – опрокинутая летняя прогулочная коляска. Мирьям бросилась по лестничным ступенькам вниз, захватив аптечку первой помощи. Неотложка, к счастью, оказалась поблизости, и женщиной и малышом уже занимались медики.
Вечером в новостном блоке рассказали об этом очередном дорожно-транспортном происшествии. Молодая мама в критическом состоянии находилась в реанимации больницы «Рамбам», а ребенок получил несколько ушибов и к вечеру был выписан из детского отделения. «Героизм матери,– гласили заголовки утренней газеты.– В последнее мгновение Ревиталь успела оттолкнуть коляску с сыном в сторону, а сама оказалась под колесами автомобиля, потерявшего управление».
Несколько дней это происшествие не давало Мирьям покоя. Она гладила, варила, ехала в автобусе и думала о том мгновении, когда молодая мать приняла удар на себя.
И наконец Мирьям поняла, что мучают ее воспоминания. Черными кошачьими ноготками скребутся в сердце. Уйти от них не удастся, хотя с тех пор прошло сорок лет.
Вот сейчас Мирьям устроится поудобнее в кресле, закроет глаза, и… мама придет к ней из того страшного сорок второго… Сядет рядом, покачает головой, недовольная, что Мариша неряшливо причесана. Разве так выходит на улицу хорошая девочка? Мама возьмет гребень, причешет вьющиеся русые волосы дочки и туго-туго заплетет их в две косы. «Вот так-то лучше,– скажет и крепко прижмет к себе Маришу,– так ты выглядишь настоящей маленькой полькой. А теперь иди!»
Но Мариша льнет к ней и ни за что не хочет уходить. Мама нервничает, до крови кусает губы.
«Пожалуйста, Мариша! Тебя внизу ждет пани Ванда».– «Но я хочу быть дома, с тобой и папой,– упрямится девочка,– ты больше не любишь меня?» Ей хочется сказать что-то еще, злое и нехорошее, но, увидев, что мама плачет, она гладит ее по голове. «Иди же! – нетерпеливо говорит мать.– Будь умницей».– «А вы, вы тоже уйдете?» – с сомнением в голосе спрашивает Мариша.– «Конечно,– уверенно отвечает мама,– мы тоже уйдем и потом встретимся с тобой. И я расскажу тебе сказку о принцессе Несмеяне».
Она открывает входную дверь, с трудом отрывает от себя дочь и выталкивает ее в коридор. Дверь захлопывается.
Как это несправедливо и ужасно – оставить Маришу одну в сумерках августовского вечера!
Было в этом что-то зловеще-странное. И девочка смирилась. Она пошла прочь от своего дома, к углу соседней улицы, где ее ждала пани Ванда…
…Нет, это невозможно. Нужно встать с кресла, заняться делами. Не думать о прошлом. Не давать ноющей боли распространяться под сердцем. Погладить военную форму Илану, поговорить с классной руководительницей Ширы, помочь Мошико сложить рюкзак для школьной экскурсии. Они все равно придут к ней перед сном и будут с ней всю ночь, и отец, и мама, и все-все-все…
Величка, 1939 год
Новую квартиру Мариша полюбила сразу. Еще бы, теперь в
