Манная каша на троих - Лина Городецкая
А пани Ванда, мама Ядвиги, преподавала французский язык и рисование в старших классах. Она училась искусству в Париже и вернулась в Величку, чтобы находиться рядом с матерью, когда тяжело заболел отец.
Их детская дружба была проста и безыскусна. Пани Ванда всегда гостеприимно встречала Веславу и охотно отпускала свою дочь к ней домой, где не обедали на изысканной посуде и стены комнат не были украшены удивительно красивыми, просто завораживающе красивыми картинами. И если сегодня Веслава замирает перед полотнами импрессионистов, в этом, несомненно, заслуга Ядвигиной мамы.
Они вместе «варили суп» для своих кукол. Вернее, куклы были у Ядвиги, но она всегда приносила их с собой, чтобы поиграть вместе с подругой. А для «супа» пани Ванда отдавала им старые тюбики с краской. Из оранжевого варился морковный суп, из бордового – свекольный…
Затем началась война.
Величку оккупировали, и пани Ванда уже не рисовала. Но все это было так давно…
Веслава задремала в машине и проснулась, только когда Ядвига притормозила около своего дома на зеленой окраине Бостона. Здесь тоже цвели тюльпаны…
Свадьба проходила в местном гольф-клубе, на траве, украшенной лепестками роз. Ими же была выстелена импровизированная «красная дорожка». От религиозного обряда жених и невеста заранее отказались, понимая сложность его проведения. Просто утром расписались в муниципалитете, днем провели свадебную фотосессию, а к вечеру оказались в объятиях немногочисленных родственников и множества веселых и раскованных молодых людей, своих сокурсников, студентов Гарвардского университета. Высокий широкоплечий жених, баскетболист студенческой команды, оказался еврейским эмигрантом из Львова.
– Его зовут Ян Гороховский! – рассмеялась Ядвига.– Зная только его имя и фамилию, кто бы подумал, что он не поляк?
Джессика была особенно хороша прелестью расцветающей весны, пробуждающейся женственности.
– Я скоро стану бабушкой,– накануне поделилась Ядвига.– Уже третий месяц беременности, хотим девочку.
Но пока Джессика сама резвилась, как девчонка. По американской традиции перемазалась в свадебном торте, выстроила всех незамужних подруг и, зажмурившись, бросила им кружевную подвязку с ноги. Девчонки визжали от восторга. Подвязка досталась миниатюрной блондинке, и все принялись ее поздравлять. Давно, давным-давно Веслава не чувствовала себя такой молодой и счастливой, как на этой свадьбе.
А на следующее утро пришла телеграмма из Польши. Кароль проигрался в карты. И заложил квартиру. Нужны деньги, пусть Веслава не возвращается без денег. Иначе им придется освободить квартиру и стать бездомными.
«Ты останешься бездомным! – зло подумала Веслава, кусая ногти. Она уже сто лет не грызла их, все пытаясь придать им форму.– У меня, в конце концов, есть мама в Величке…»
Конечно, она оставила ему денег на жизнь, но не на бочки пива… А страсть к картам была грехом его молодости. Вот и вспомнил сейчас, когда опустела последняя бутылка. И проиграл последнюю рубашку. Не возвращайся без денег… Легко сказать.
Ядвига всплеснула руками. Предложила одолжить нужную сумму. Лучший выход. Потом можно вернуть.
– Нет,– возразила Веслава.– Никаких долгов. Я и так в долг купила билеты на дорогу в Америку. Нет, нужно заработать эти деньги и выкупить квартиру для Кароля. Нельзя его бросить на улице… Но я не вернусь к нему. Теперь это решено.
– Что же,– сказала Ядвига,– может быть, ты останешься в США? Завтра я поговорю с Дариушем. Ты помнишь моего кузена? Он помог здесь многим людям.
Дариуш… Как это было давно и как банально. Он, кажется, заигрывал с ней. Им с Ядвигой тогда было чуть за двадцать, а маленькому кузену еще не исполнилось и восемнадцати. О каких заигрываниях могла идти речь? Но Веслава с удовольствием наблюдала за его смятением и даже чуть-чуть поощряла его. Помнится, он увлекался фотографией. Веслава даже позвала его на их с Каролем свадьбу, хотела предложить подработать фотографом. Но не тут-то было. Дариуш нахмурился, с трудом пробурчал слова поздравления и отказался, сославшись на отсутствие времени. Такой смешной, славный вихрастый мальчик…
Ядвига рассмеялась. Завтра Дариуш будет в Бостоне. Веслава сама сможет убедиться, сохранились ли его вихры.
…Никаких вихров, короткая стрижка с лысеющими островками, улыбка, не вымученная необходимостью момента, а естественная и располагающая. Глаза в глаза. Это тоже банально?.. Сколько лет они не виделись? Не имеет значения. Он очень рад встрече… А она? Выпьем за встречу? Виски? Нет, мускат. Конечно, сладкий мускат, запах солнечных виноградников. Она состарилась? Нисколько, ей идет зрелая красота. А он, каким она представляла его? А-а, все тем же вихрастым пареньком? Ну что ж, вихры развеялись ветром, сперва – родным польским, а с последними вихрами было покончено уже на Аляске. Что он делает там? Фотографирует… Да-да, работает фотокорреспондентом в местной газете, а особо интересные снимки у него покупает журнал путешествий. Вообще живет на два дома. Семья в Нью-Йорке, работа на Аляске. Впрочем, о семье говорить не хочется. Не сложилось…
– Как мы можем помочь Веславе? – спросила Ядвига, коротко рассказав Дариушу о случившемся.
Дариуш нахмурился. Длинные пальцы его забарабанили по столу какую-то незамысловатую мелодию.
– Вот что,– наконец сказал он.– Нужно попробовать сделать тебе рабочую визу под конкретное рабочее место. Вернемся в Нью-Йорк вместе. У нашего техредактора тяжело болеет мать, и он искал сиделку. Нужно будет уточнить. Может, я смогу тебя устроить к ним.
– С моим английским? – засомневалась Веслава.
– Это не важно,– объяснил Дариуш,– они из Польши. Правда, переехали сюда еще до войны. Но помнят польский язык. Может, это даже будет твоим преимуществом. И еще… Знаешь, я рад, что мы вернемся в Нью-Йорк вместе.
Нью-Йорк, 1981 год
Каждый вечер перед сном Оскар читает Хане книги. Хана слушает с закрытыми глазами. Кажется, что она спит. Но нет, она слушает, слабо водит по одеялу левой рукой с согнувшимися пальцами. Только эта рука двигается у нее после инсульта. Занимает ли ее это чтиво?.. Трудно понять. Речь у Ханы не восстановилась. Но если Оскар на время прерывает чтение, она открывает глаза и вопросительно смотрит на него. И этот взгляд из-под дрожащих ресниц подбадривает Оскара, вселяет надежду: его Хана еще поднимется, сможет, как и раньше, проворно орудовать на кухне и станет командовать домом. А он с удовольствием снова будет ее адъютантом.
…Сейчас на коленях Оскара томик Мопассана. Он устал читать длинные романы, перешел на рассказы. Особенно Оскар любит декламировать диалоги, очень старается выразить эмоции, повышает голос, смеется, плачет. Со стороны это выглядит довольно нелепо, но Веслава жалеет его.
Она сидит около окна и вяжет очередной шарф,
