Обязан побеждать - Владимир Георгиевич Нестеренко
Не успели в его кабинете собраться люди, отвечающие за безопасность войск, как генерала пригласил к телефону побледневший адъютант:
– Штаб армии, господин генерал…
– Генерал Фрайс у телефона, – упавшим голосом сказал командир дивизии, вытягиваясь в струнку.
– Что у вас происходит, господин Фрайс? – раздался голос начальника штаба армии.
– Выясняем детали, господин фон Линке…
– Вы боитесь сказать мне правду, потому что она вас раздавит? Вам удалось скрыть от нас уничтожение эшелона с горючим. Но теперь мы знаем всё! Нам позвонили лётчики, они ясно слышали мощные взрывы снарядов и авиабомб на железной дороге, предназначенных для нанесения сокрушительного предстоящего удара. Если это так и вы не уничтожите партизан, боюсь, мы с вами распрощаемся.
– Я брошу на партизан достаточные силы, найду и уничтожу.
– Немедленно бросьте! Немедленно! Я жду это сообщение из ваших уст. Боюсь, как бы эхо взрыва не докатилось до ушей Гудериана или фон Бока.
– Вы слышали, оберштурмбаннфюрер приказ начальника штаба армии? Хватит отсиживаться на охране пленных, поднимайте все свои силы, полицейских. Я даю взвод охраны штаба – прочешите с собаками леса, прилегающие к северной ветке. Пройдите всюду, но уничтожьте диверсантов. Я отправлю на место бойни личного адъютанта, чтобы он своими глазами увидел трупы партизан.
Отголосок крушения литерного эшелона докатился не только до ушей генерал-фельдмаршала фон Бока, но и до генштаба сухопутных войск. Генерал-полковник Гальдер в своём дневнике записал:
«Снабжение. В полосе группы армий “Центр” осуществляется по плану. Положение с горючим в группах армий в настоящее время несколько улучшилось. Партизаны снова и снова нарушают движение по железным дорогам».
Начальник штаба вспомнил судьбоносное совещание по уточнению плана операции «Тайфун». Фюрер как всегда эмоционально говорил о том, что каждый солдат должен дойти до своей конечной точки в группе армий «Центр» здоровым не только телом, но и духом; ни одна капля горючего не должна пролиться на землю; каждый патрон, сделанный на родине, должен пойти в дело, не говоря уж о снарядах.
«Пока мы оберегаем психику фюрера от взрыва в связи с крушением поездов. Но так долго продолжаться не может. Однажды на его стол ляжет докладная от Йодля, как это он сделал перед главкомом, о дерзких партизанах и, боюсь, у многих полетят головы», – подумал Гальдер, раскрывая свой дневник, чтобы кратко отразить итоги и выводы совещания.
Глава 16
Вторая половина ночи выдалась темнее. Слепой рог луны быстро опустился к кромке горизонта и был бесполезен. Сквозь ветви деревьев мерцали плешинами яркие звёзды. Но они не сыпали под ноги патриотам свет, и тем приходилось идти на ощупь, постоянно натыкаясь на разлапистые ветки деревьев. Правда, под ногами лежала мшистая постель почти без кустарников. Лишь в неглубоких балках стоял колючий шиповник да местами в сырых низинах болотный багульник, запах которого напомнил Косте его заросли в родной таёжке, где меж кустарником – россыпи брусники. Здесь ягоды не было. А так набрал бы на привале горсть – да в рот!
Командир шёл замыкающим, то и дело, натыкаясь на спину Шелестова, торопил бойцов, уставших от совершенного к железке броска и теперь торопливо идущих в кромешной тьме к просеке. Лёня приналегал, подтягивался к Осинину.
– Вот и куга попалась густая и ноги замочил. Она держится по отмелям небольшого озерца. Просека рядом, – наконец сообщил место нахождения Степан, – верно идём, не сбились в потёмках.
Через несколько минут вышли к просеке. Она угадывалась более светлым пространством, была широка, с полкилометра.
– Привал сорок минут, – скомандовал лейтенант.
Бойцы попадали на землю, где стояли. Белухин подошёл к Степану, засмолившему самокрутку из домашней махорки, присел рядом.
– Сейчас отдышимся, подкрепим силы, – лейтенант достал карту, развернул в потёмках, – подожгите бересту, посветите мне. Определим, где мы и сколько до станции.
Степан взял протянутую командиром скрутку бересты, запалил от спички. Она, скручиваясь от огня, зачадила с дегтярным запахом, ярким пламенем освещая карту.
– Железка вот где, рванули состав здесь. Где же теперь находимся?
– Я в картах не силён, фрицы, смотрю, просеку указали и озерцо, которое рядом. Вот здесь мы, – ткнул пальцем в карту Степан.
– Так, до станции добрых двадцать километров по прямой. Но немцы посадят карателей на дрезины или маневровый паровоз с вагоном и высадят у места крушения. Вторую группу могут перебросить, где просека упирается в железку. Дальше – пешком да с собаками.
– Ночью, поди, не сунутся?
– Сунутся, товарищ Степан, уверен, в дивизии объявлена тревога, спешно сколачивается подвижной отряд и его, думаю, уже сейчас размещают на транспорт. Так что пора взяться за плотный перекус, иначе потом будет не до него. Подремлем чуть-чуть, и – вперёд. Я смотрю, мои рядовые уже дрыхнут. Бойцы – принимать пищу, потом отдыхать.
В ход пошли ножи. Вскрыли по банке тушёнки, принялись торопливо цеплять кинжалами куски мяса и отправлять в рот, заедая сухарями и запивая из фляжек.
– Сколько отсюда до ручья? – спросил Белухин, загоняя в ножны кинжал, а пустую банку сунул в рюкзак.
– Километра два, не больше, – уверенно ответил Степан.
– Есть там какие-нибудь ориентиры?
– Всякие. Дальше тянется смешанный лес. Дубы, берёза, осина, местами сосна. Шпиль трухлявой осины почти у самого ручья, что уходит от неё прямо на запад, потом поворачивает на юг. Тут горельник стоит. Года три уж.
– Сколько до поворота ручья?
– По глазомеру поболе двух.
– Ладно. Вы уходите по ручью, я выберу удобное место для наблюдения, прикину силы карателей, уберу собак. Перед поворотом на юг, соорудите у ручья приметную пирамидку из камней. Я приду, увижу ваше направление, раскидаю и – за вами. Следов не оставлять, веток не ломать.
– Желательно бы догнать нас на ручье, – с сомнением сказал Степан, – в лесу человека не просто найти.
– Будем уповать на немецкую мобильность. Враг хорошо подготовлен, на рассвете будет здесь. Сейчас четыре утра. Так что я долго не задержусь.
– Вы тоже хорошо натренированы, товарищ лейтенант, – не удержался от реплики Фёдор.
– Думаю, не хуже фрицев, но вы то, рядовые, лямку свою тянете слабо, а
