Вихрь - Йожеф Дарваш
Будто важный господин, сидел Ференц на быстрых санях. Лошади, то и дело подгоняемые торговцем, звенели бубенцами. Сватовство Ференца торговец почему-то принимал слишком близко к сердцу. Он довез жениха до самого дома невесты на окраине города и сам проводил его во двор.
Фасад дома полуразвалился, и лишь убогое оконце да слепая стеклянная дверь говорили о том, что здесь живут люди. Дверь, скрипнув, отворилась, и на пороге показалась женщина лет двадцати пяти. Она выплеснула на снег грязную воду из лоханки. Заметив приехавших, она поставила лохань на землю, вытерла о фартук мокрые руки и равнодушно ждала, пока гости подойдут ближе.
— Ну вот мы и приехали. Видишь, бог словно создал вас друг для друга. — Так откровенно торговец приступил к сватовству.
Они вошли в маленькую чистенькую комнатку, в углу которой молча сидела испуганная приходом неожиданных гостей мать невесты. Здесь Ференц узнал, что девица, которую ему сватали — звали ее Жужей, — шесть лет проработала у торговца служанкой.
— Шесть лет она уживалась с моей женой, — захохотал торговец, — лучшей похвалы человеку быть не может. — Казалось, что он расхваливает продаваемый товар.
Ференц узнал, что у Жужи был ребенок, маленькая слабенькая девочка, которая родилась темное непогожей ночью и умерла, даже не дожив до рассвета. Ференца это успокоило, да и Жужа была довольна тем, что станет женой вдовца и приемной матерью пятилетнего мальчика.
Впервые Жужа встретилась с Терой на пороге кухни, когда вместе со своей молчаливой матерью пришла посмотреть хозяйство будущего супруга. Когда Тера подала Жуже руку, Жуже показалось, что она пожимает холодную голую кость.
Руки у Жужи были полные, круглые и проворные; лицо разрумянилось от ходьбы. Старая дева стояла бледная, полная подозрительности. Тера подала руку и старухе, но в комнату не вошла. Взяв в руки мотыгу, она пошла скалывать лед под навесом.
Мать Жужи сразу же заявила:
— Нельзя, чтобы эта девица жила с вами под одной крышей. Не нравится мне она. Как бы беды какой не случилось.
Дело уладилось само собой. Несколько дней спустя Тера заявила, что переезжает к тетке в деревню. Детей у тетки все равно нет, и она будет рада, если Тера будет жить у нее. Все, что было припасено на зиму, Тера поделила честно пополам, в том числе и поросенка. Погрузила все свои пожитки на повозку и уехала до наступления рождества.
Свадьбу Ференц и Жужа справили в середине масленицы. И в доме Ференца произошло чудо. Бывая на людях, Ференц обычно молчал, и застывшая улыбка бродила по его лицу, как у верующего, наставленного на путь праведный, или как у человека, скрывающего ценное сокровище. Как белый снег покрывает зимой землю, так и в комнате Ференца все покрылось ажурными кружевами, скатерками и вышивками. Окно было занавешено муслиновой занавеской, на стене висело зеркало в позолоченной раме.
Десять лет проработала Жужа горничной у разных господ. В своем большом сундуке она привезла в дом Ференца предметы чужого мира, милые сердцу трудового человека, как нежные объятия женских рук.
А вечера… Какие были вечера!
Несколько минут, пока Жужа раздевалась, прежде чем лечь в постель, были полны сказочной прелести! Жужа была удивительно хороша: каштановые волосы, белая, как алебастр, кожа и зеленые глаза цвета ели, выглянувшей из-под снежного покрывала. Белье как у настоящей госпожи, снимет — так все его можно спрятать в горсть. На ночь она надевала длинную шелковую сорочку.
Старуха Кош, увидев однажды это белье, завела с сыном разговор о снохе. Но Ференц будто и не слышал слов матери. В голове у него бродили совсем другие мысли.
«Милостивый боже, — думал он, — пошли мне силы и работу, чтобы, пока я жив, у нее всегда было такое белье: она создана для того, чтобы носить только такое белье!»
В глубине души, однако, он чувствовал, что для бедняка такое счастье не может продолжаться долго. Так оно и случилось.
Поселившись в деревне у тетки, Тера словно с ума сошла. Работала весь день, изо всех сил старалась забыться, но это ей не удавалось. Все так и валилось у нее из рук. Порой, остановившись посередине двора, она подолгу неподвижно смотрела вверх на гору, где, тесно прижавшись к скалам, стояла их хижина. Стоило кому-нибудь заговорить с ней в этот момент, слезы градом начинали катиться у нее из глаз. Она убегала в кладовку и просиживала там иногда по полдня. Бедняжка сильно страдала.
Однажды вечером пришлось выломать дверь в кладовке, которую Тера никак не хотела открыть, боялись, что она наложит на себя руки. Муж тетки выломал дверь кладовки, вытащил оттуда Теру и даже пригрозил ей мотыгой.
— Слушай, Тера, выбрось ты эти глупости из головы! Не устраивай у меня сумасшедший дом, а то, смотри, я приведу тебя в чувство!
Но обезумевшая Тера сама лезла под мотыгу:
— Убей меня лучше, убей, все равно мне здесь не жить! Там я родилась, там выросла! Не могу я в деревне, не могу… Лучше умереть… Как вы не понимаете?
Слово «умереть» она произнесла таким тоном, что муж тетки испуганно отступил назад.
— Ладно, раз ты так хочешь, я отвезу тебя обратно. По крайней мере не будешь устраивать мне здесь истерик. Но учти, больше ноги твоей здесь не будет, черт бы тебя побрал!..
На другой день все имущество Теры было вновь погружено на повозку, и корова, запряженная в нее, медленно и степенно ступая, побрела в гору. В тот день Ференц первый раз в жизни ударил женщину…
Несколько часов подряд он и Жужа умоляли Теру не губить их жизнь, не превращать их хижину, где до этого царили мир и любовь, в гнездо зла. Упрашивали по-хорошему, обещали помочь, потом грубо ругали. А горбунья молча стояла в дверях, словно какой-то мрачный символ. Стояла, показывая своим худым и твердым пальцем, похожим на огрызок кости, в угол, и твердила одни и те же слова:
— Я хочу поставить туда мою кровать, уберите оттуда эту картину.
На картине, висевшей в углу, художник изобразил Жужу с большим букетом роз у изящного столика в стиле рококо. На заднем плане виднелся кусок леса, охотник и убитая им косуля.
Видя, что ни Ференц, ни Жужа в ответ на это не пошевелились, Тера подошла к картине и сама сняла ее; она держала картину брезгливо,
