Вихрь - Йожеф Дарваш
Чувство наслаждения своей победой охватило лесника, когда женщина перестала сопротивляться… Правда, сопротивление было упорным и долгим, не менее долгим был и путь до избушки лесника. Но тогда Жужа уже слушалась рук, которые держали ее за талию.
Сторожка лесничего, в которой он обычно укрывался на ночь, представляла собой маленькую избушку с покатой на одну сторону крышей. Внутри очаг, сложенный из камней, убогая деревянная кровать, покрытая соломой и старой шубой. На стенах картинки, вырезанные из старых журналов, изображающие охотничьи сцены. В очаге еще с ночи тлели угли. Подкинув в него сухих веток, Жужа разожгла огонь, и вмиг убогая сторожка наполнилась веселым треском.
Начиная с того дня ежедневно на рассвете под скалой, в укромном местечке, для Жужи было припрятано спиленное и очищенное лесником от веток и сучьев бревно. Жужа же чуть ли не бегом мчалась в сторожку лесника. Сторожка преобразилась, приняла праздничный вид, как когда-то было и с комнатой Ференца: Жужа была чистоплотной женщиной, и приют любви, по ее понятиям, всегда должен сверкать. Она была готова украсить каждое дерево в лесу, превратить весь лес в одну громадную нарядную елку.
С приходом весны на виноградниках начались весенние работы, и Ференц от зари до зари пропадал на своем участке. Он уже не был похож на человека, который прячет от посторонних глаз имеющееся у него сокровище. Он помрачнел, а в голове его теснились мысли, не дававшие ему покоя.
Таким он был на работе. Когда же приходил домой, набрасывался с бранью по мельчайшему поводу, а то и без повода на женщин, но, странно, чаще не на Теру, а на Жужу. Так они прожили лето и осень.
Незадолго до рождества лесничество разрешило жителям села вырубить молодые деревья и кустарник на скале, потому что на его месте планировалось посадить хвойный молодняк. Ференц Кош тоже взялся расчистить один участок: по крайней мере не нужно будет воровать лес зимой для топки. Участок себе он выбрал как раз над своим домиком. Душистая вишня, ясень, терновник и кизил да попадавшийся то тут, то там орешник росли здесь так густо, что между ними могла проползти лишь лисица. Все трое пришли на участок на заре и принялись за корчевание и рубку. Вырубленные деревья сложили в две кучи, а вечером лесник замерил работу. Месяц стоял уже высоко в небе, склонившись к западу. Короткий зимний день близился к концу. Тера предложила продолжать работу и в сумерки. Ференц, всегда охотно остававшийся допоздна, на этот раз начал отказываться, говоря, что еще и завтра будет день, да и ужинать уже пора. Нет, ни за что на свете он не остался бы здесь, если бы Жужа не накричала на него: последнее время она часто грубила мужу.
— Ты что, совсем раскис? Может, поясница болит? — насмехалась она. — Иль темноты испугался, а? Эх ты!
«Эх ты!» В эти два коротких слова было вложено столько презрения! Они как нож вонзились в сердце Ференца. Может быть, если бы он не услышал этих двух слов, ничего и не случилось бы.
Срубленный кустарник и молодые деревца связывали в вязанки и сбрасывали с верхушки скалы, чтобы подобрать их на каменной осыпи, уже неподалеку от дома. Солнце уже давно скрылось за небосклоном, и лишь луна скупо освещала своим бледным призрачным светом скалы и лес. Осталось сбросить лишь несколько длинных ясеневых стволов.
Жужа в обход уже направилась к спуску. Тера с Ференцем несли на плечах к краю обрыва последнее бревно. Впереди шла Тера, неся более тонкую часть ствола. Остановившись перед обрывом, она положила ствол на землю и поправила его так, чтобы Ференцу легко было столкнуть его вниз.
— Давай! — сказала она и отошла в сторону. Один из сучков в палец толщиной зацепился за раздувающуюся юбку Теры, стоявшей спиной к Ференцу и смотревшей на позолоченную лунным светом гладь озера.
Мускулы Ференца были напряжены. Он закрыл глаза и с размаху толкнул ствол дерева.
Казалось, прошло много, очень много времени, час, два, несколько часов, — так по крайней мере показалось ему, — пока он не услышал страшный, душераздирающий крик.
Но это был не крик Теры. Это кричала Жужа.
Жужа в тот момент стояла на осыпи и собственными глазами видела ужасную смерть Теры.
В то время полиция была по уши занята разбирательством более важных дел, имевших отношение к только что закончившейся войне; несчастными случаями ей некогда было заниматься. К тому же это был не первый случай, когда люди, сбрасывая со скалы деревья, сами срывались вниз.
Теру похоронили как полагается. В последний путь ее провожали родные, знакомые и соседи. Весть об ужасной смерти несчастной Теры быстро облетела и взбудоражила, не только село, но и жителей окрестных деревень, поэтому за гробом шло много народа. Шла в похоронной процессии и старуха Кош. Вся в черном, она держала в руках носовой платок, молитвенник и четки. Многие плакали, но самым неутешным было горе сынишки Ференца Яники, который так любил свою тетю Теру.
Мальчуган по дороге с кладбища так расстроился, что старухе Кош пришлось нести его на руках. С этого дня он стал жить в доме бабушки.
Так Ференц и Жужа остались в домике под скалой одни.
В первую ночь раскаяние Жужи и ее намерения были искренними. Она льнула к мужу, ей хотелось показать ему вновь проснувшуюся в ней любовь… А Ференцу все казалось, что он слышит скрип кровати горбатой Теры. На лбу выступал пот, он сразу же, казалось, старел на много лет и становился совершенно бессильным.
Тогда-то и случилось, что Жужа расхохоталась острым, металлическим смехом, от которого Ференц так сильно страдал. Этот смех опять сковал его на всю ночь. А на рассвете, лежа на спине и смотря неподвижными глазами в потолок, Ференц рассказал жене о совершенном им преступлении.
— Знаешь, это я столкнул Теру со скалы.
Он чувствовал, как Жужа вздрогнула, затем вскочила с постели. Он услышал шлепанье босых ног по полу. Жужа остановилась возле печки. Он не видел ее, но чувствовал, что она стоит у печки и не шевелится. Самое страшное уже было сказано, теперь легче признаться до конца, чем молчать. Ференц рассказал жене все, как было.
Днем Жужа застлала чистым бельем постель Теры, а вечером легла спать на нее; она испытывала отвращение
