Альберт Зарипов - Дембельский аккорд 1
А старший лейтенант Тимофеев продолжал развивать и раздувать своё чувство благородного возмездия над старшим лейтенантом Дегтярёвым.
— И вообще! Ты случайно не детдомовский? Что за привычка обувать чужие ботинки? Лично я такого не понимаю…
До того сдерживавшийся зампотех перешёл в контрнаступление:
— Коля! В отличие от вас, жлобов… У нас в Самарканде круглый год тепло! И мы всё время там ходили босиком… Понимаешь?! И только в конце декабря что-нибудь обували на ноги…
— Ну, да! Конечно! — скептически отозвался Тимофеев. — Чтобы тебя пропустили на новогоднюю ёлку! За подарком… А также для того, чтобы пару леденцов стибрить! С общего дастархана…
— Это у нас традиция такая… Местная… О-о… Что ты за человек?! — возмущался Дегтярёв и вдобавок призвал меня в свидетели. — Алик! Ну, хоть ты скажи ему! Что мы там весь год босиком ходили…
— Скажи, Алик… Скажи… — поддразнил его Николай Васильевич.
Но я от смеха ничего не мог произнести… единственное, что мне удалось сделать, — так это суматошно отмахиваться обеими руками от такой внезапно появившейся «местной традиции»… Хоть я и проживал когда-то давно в ста километрах от его Самарканда… Но не до такой же степени…
Из комнаты командира роты появился Красный от смеха Валера Златозубов, которому мы не дали работать дальше над картой. Он тоже с трудом смог произнести несколько слов…
— А в твоём Самаркандском автомобильном училище… Вы там вообще как ходили?
Николай Васильевич знал уже всё о прежней жизни зампотеха и поэтому отвечал вполне грамотно:
— Валера! Об чем ты спрашиваешь?! Точно также… В строю босиком шлепали… У них же там снега не бы-ва-ет!.. А галоши они всей ротой из старых камер шили… Ты думаешь почему он и здесь старые покрышки не выбрасывает?! Скоро он и наших бойцов научит самопальную обувку делать…
— Коля! — с большим нетерпением проворчал Дегтярёв. — Ты из-за своего балабольства на ужин опоздаешь. Иди быстрее…
Утверждение зампотеха было резонным и мы постепенно стали подтягиваться к выходу.
— Счастливо оставаться! — на прощанье Тимофеев помахал ручкой бывшему жителю солнечных краёв. — Оревуар!
— Иди-иди! — послышалось вслед. — И побыстрей возвращайся!
— Ни ху-а! — ответил Николай Васильевич на якобы китайском наречии, но затем перешёл на русский диалект. — Я очень люблю ходить в своей новой обуви. После ужина я пойду сначала в первую роту… потом в третью… Так что иди-ка ты на ужин так, как ты раньше ходил…
Дегтярёв что-то ещё прокричал нам вдогонку, но мы уже захлопнули дверь и пошли к выходу.
— Представляешь… Я вчера проспал малехо. А этот урюк обул мои ботинки и с чистой совестью умотал сначала на завтрак, а оттуда сразу на развод. — жаловался мне Коля. — Я проснулся-потянулся, а мои ботинки-то тю-тю. С завтраком пролёт — это не так было страшно… Но вот когда меня сам Сухов стал вызывать на развод! Вот это был аллес! Я тут метался по казарме… Пришлось снять ботинки с дневального на тумбочке…
— И в них пойти на развод? — спросил я, уже по интонациям Васильича предчувствуя дальнейшее продолжение этой истории.
— А что ещё оставалось делать? Дегтяря на разводе перехватить не удалось — он смылся в свой автопарк, как только меня издалека увидел. Зар-раза… А меня Сухов сразу же отправил на дежурном бронетранспортёре в штаб группировки, отвезти какие-то бумажки. Ботинки жмут — страшное дело! Но это ещё мелочи…
— Чего там ещё? — меня опять разбирает смех.
— Слушай дальше! Этот разутый мной дневальный Мельников оказался один-одинёшенек на всю нашу вторую роту. Он ведь быстренько позавтракал и прибежал сменить другого дневального. И только потом он попал в мои ручки!.. А дежурный-то по роте с третьим бойцом весь завтрак ошивались в столовой. И стоит этот бедолага один… а я еду себе спокойненько в БТРе туда-сюда-обратно… Ничего этого не знаю и, стало быть, ни в один ус не дую… А комбат прямо с развода собрал всех ротных и пошёл проверять порядок в подразделениях. Ну, и начали с самого ближайшего… То есть со второй роты. Вот заворачивают они всей своей оравой за угол, а там на входе стоит наш бравый дневальный… В каске и бронежилете, с автоматом… Но в портянках и солдатских тапочках! Ты только представь такую картину! У Лимонова тут же столбняк! Комбат поорал… Сколько у него мочи хватило… И начинают прямо на месте проводить расследование. «Да что же с тобой, наш любимый и родной?! И это кто же тебя, сладенького нашего, без ботиночек на морозец-то да выставил?! Ты не бойся!.. Говори и не стесняйся!..» Ну, и так далее… А наш солдатик от такого неподдельно командирского обращения весь расчувствовался… Ну, и чистосердечно во всём признаётся… И по ходу пьесы вкладывает меня с потрохами. Мол, пришёл старший лейтенант Тимофеев, снял с него ботинки, сам обулся в них и куда-то ушёл…
— А дальше… Дальше-то?..
— А что дальше? Я возвращаюсь обратно. Ничего этого не знаю. У шлагбаума встречаю комбата с его свитой… И нет бы мне проехать мимо! Так я эффектно кричу водителю: «Тпру-у… Стоять, драконы!..» Бронетранспортёр тормозит всеми колёсами… И я с чувством выполненного долга спрыгиваю с брони и иду к комбату докладывать о выполнении его приказания. А у Сухова глаза уже навыкате! Я ещё не успел подойти… Мамочки родные!.. Как он начал меня клевать… Ужас, да и только!..
— А Дегтярёв? — я уже отдышался и смог говорить.
— А что ему? Босоногому автомобилисту?! Он прокрался в казарму, когда меня не было, и преспокойненько поставил ботинки под кровать. Гадёныш ползучий…
В данной ситуации мне захотелось уточнить одну небольшую деталь:
— А куда он свои-то дел? Ему что, новые ботинки разве не выдавали?
Тимофеев с нескрываемой досадой сплюнул и достал сигарету. Мы уже подошли к столовой, но наверх пока что не поднимались.
— А он свои новые ботинки продал бойцам! А сам теперь ходит в этих… Рыжих галошах…
И всё равно мне было что-то непонятно:
— А зачем он продал?
— Ты сам его спроси! — Тимофеев быстро докуривает сигарету и берётся за поручень трапа. — Говорит, что родителям отправил.
Такое объяснение было вполне правдоподобным, но я всё же продолжал интересоваться бытовыми мелочами:
— Это в Самарканд что ли?
Мы уже поднялись на верхнюю площадку перед дверью и постояли с минуту, пропуская мимо себя выходящих офицеров и прапорщиков.
— Ну, а куда же ещё! — отвечает Тимофеев и начинает тихо ругаться. — Блин, да сколько же вас туда набилось?
Наконец-то длиннющая вереница отъевшихся командиров и начальников закончилась, после чего мы смогли войти в тёплое помещение столовой. Там мы увидели нашего старого знакомого по прозвищу Засада…
— Стасюга! — закричал ему Коля. — Ты чего тут делаешь? В госпитале плохо кормят?
Прошлым летом старший лейтенант Гарин получил сквозное огнестрельное ранение в бедро, после чего несколько месяцев находился на стационарном медицинском лечении. А теперь он оказался здесь… Перед моим нынешним убытием в Чечню мы с ним уже встречались в Ростове. Это было после его выписки из госпиталя, и тогда он не очень-то и торопился возвращаться сюда — на Ханкалу. А тут такая приятная неожиданность!..
Мы по-дружески «поздоровкались» и уселись за освободившийся столик.
— Ну, так кто зъив усё наше сало? — первым делом спросил я.
— Як кто? Татары, кто ж ещё! — привычно ответил Гарин. — Щас уся Украина без сала страдае!..
Стас родился где-то на «Харькивщине» и при любом удобном или же неудобном случае подчеркивал свои хохляцкие особенности. Правда, в его личном деле местом его рождения числилась какая-то Ворошиловградская область, то есть по-нынешнему Луганщина.
С военной частью его биографии было намного проще. Стас Гарин начал учёбу в четырнадцатой роте, но закончил он её уже в нашей 13-ой роте Рязанского воздушно-десантного училища, где обучались и мы с Николаем Васильевичем. И первые годы своей офицерской службы Гарин даже командовал разведгруппой, но постоянно проявлял тягу к непыльной штабной работёнке. Заводил дружбы с кем и следовало, не отказывал в просьбах начальствующих людей… А в этом году штаб нашего батальона разворачивали по афганскому штату, чем Гарин и воспользовался, быстро заняв пока ещё никем не захваченную должность. На этом его карьерные амбиции вроде бы успокоились, но тут, как на грех, Стаса ранили. Причём боевая его травма оказалась средней степени. Он мог бы и дольше пробыть в госпиталях… Под присмотром нянечек да медсестричек…
Но существовал соответствующий Приказ Министра Обороны, который не допускал отсутствия офицера на занимаемой должности больше шести месяцев. Каждая организационно-штатная ступенька должна приносить максимальный эффект государству и если человека не было на ней больше полугода, то приказом командира части его выводили за штат воинской части, а на освободившееся место назначали другого счастливчика. Такой вопиющей несправедливости к самому себе старший лейтенант Гарин никак не мог допустить и через пять с лишним месяцев госпитального лечения он своевременно вернулся сначала в бригаду, а затем в батальон, и наконец-то на свою драгоценнейшую должность старшего помощника начальника отдела.
