Вихрь - Йожеф Дарваш
Корчма как бы фильтрует прохожих с улицы: одних она задерживает, других — нет. Следует признать, что корчма затягивает только избранных, как и церковь. Как у храма божьего есть прихожане, так у корчмы завсегдатаи.
Однако в связи с разделом земли оба эти заведения как бы слились. Сейчас в корчму заходят и ярые богомольцы, а в прошлое воскресенье в церкви, например, видели Яноша Лехо, которого там не видели с самого дня его венчания. Люди любят везде бывать, всем интересоваться, думать обо всем, а не только о делах общины или церкви.
Один день церковь полна народу, другой день — корчма. На третий день — кузница, затем — цирюльня… Позавчера, например, хоронили старого Шенебикаи, так копать ему могилу вышло полсела, если не больше. Люди готовы сбежаться на первый свист. Пропала у кого-то борона со двора — по этому поводу собирается масса народу, и каждый норовит высказаться о случившемся.
— Если поймаем вора, повесим! — грозит один. — Есть у нас демократия или нету? Воровать у господ, как раньше, — другое дело. Это вовсе и не воровстве было. За это хвалить надо. Но чтобы один крестьянин воровал у другого — это уже безбожно.
— А что, если борону стащил кто-нибудь из скрывающихся господ? — раздается другой голос.
— Из господ? Борону?! Уж не рехнулся ли ты случайно, Шандор? — возражает третий. Ему трудно представить, чтобы кто-то из господ, воспользовавшись темнотой, на собственном горбу утащил борону. — Ха-ха… Ха-ха-ха!.. Не может этого быть…
Постепенно в корчме собирается столько народу, что люди не только сидят, но и стоят, некоторые поглядывают на дверь, желая выйти, но, вот чудо, остаются и даже протискиваются вперед, словно боятся, что когда откроется дверь, то, они выпадут на улицу.
— Не будет нам, люди, божьего благословения на этом свете, говорю я вам, — сказал кузнец, сидевший один за маленьким столиком спиной к окну.
Все испуганно поворачиваются к нему.
— А почему не будет? Промышленники хоть что сделают! — раздается из угла.
— А потому что… эта земля принадлежала попам, а они как-никак слуги господни. Как ни считайте… — поучает кузнец, который вообще отличается тяжелым характером, а сейчас он к тому же рассержен. Да и как ему не сердиться, когда ему бросили подачку в два хольда земли. Ну, да ничего, он еще покажет… Перед кузнецом на столе стоит рюмка палинки. Он выпивает ее и смотрит в сторону корчмаря: это означает, что он просит подать ему еще рюмку, хотя он уже выпил пять рюмок.
Корчмарь пошевелился, наклонился под стойку, думая о том, что ему уже пора идти в сарай, где варится палинка. Уж кто-кто, а он-то знает, как из кукурузы, из виноградного сусла или еще какой-то дребедени выколачивать хорошие деньги.
В этот момент вперед выходят два человека, на которых, когда они вошли в корчму, никто даже внимания не обратил. Они остановились перед столом, переглянулись и не спеша сели. Это были председатель и секретарь земельной комиссии.
Председатель в этот момент думал о том, что этому скотине-кузнецу не стоило давать земли на полхольда больше, чем следовало по закону, а он еще недоволен. И народ мутит. Секретарь же думал о том, что напрасно, вопреки желанию всей комиссии, поддержал председателя, так как кузнец такими речами может испортить все завтрашнее собрание.
— А ну-ка, дружище, скажи, почему это нам не будет благословения на земле? — спрашивает председатель.
— А потому… да я уже говорил. Попов не следовало обижать — вот почему.
— Замолчи-ка ты лучше. Издан указ о разделе земли, но никто тебя не принуждает брать ее. Если тебе жаль попов, отдай им свои два хольда. Это ты имеешь право сделать, да и другие, если такие найдутся, тоже могут отдать. — Председатель положил на стол бумагу и карандаш, огляделся вокруг и продолжал: — Люди! Кто хочет отдать попам свою землю? Назовите свою фамилию, я ее запишу, а завтра все оформим… Вот я уже пишу: Элек Балог — кузнец… два хольда…
Кузнец оторопело уставился на бумагу. В корчме стало вдруг так тихо, словно все эти люди пили здесь не палинку и вино, а коровье молоко. Те, кто минуту назад колебался, сейчас молчали, словно в рот воды набрали, и смотрели во все глаза на кузнеца. А тот откинулся на спинку стула, руки положил на стол.
— Чтоб я отказался от своих двух хольдов земли?
— Конечно. А иначе как же к попам попадет земля?
Кузнец осекся, сообразив, что иначе действительно земли взять неоткуда. Но он вовсе не хотел этого. Он просто хотел сказать, что два хольда — это слишком мало. Ему бы хотелось больше, ему больше нужно…
— Я всегда был демократическим человеком, — начал он обиженным тоном, словно весь этот спор начал не он, а другие.
В углу поднялся шум, но шум веселый. Настроение собравшихся заколебалось, словно тонкий тростник на сильном ветру.
Корчмарь Ласло Элеш переходил от одного столика к другому, следя за тем, кто расплатился, а кто еще нет. Сейчас самое время нажиться — никаких тебе налогов. Одна чистая прибыль. Палинку он сам гонит, а вино… Вино здесь осталось от господина Вайса, владельца корчмы. Ласло всем говорит, что рассчитается с ним, когда тот вернется на родину.
Но господин Вайс не вернулся, и, значит, Ласло Элеш может загребать денег столько, сколько сможет.
Корчма постепенно пустеет. Остаются трое — кузнец да председатель земельной комиссии с секретарем.
— Ты можешь вступить в партию, мы примем, — вот уже в который раз предлагает председатель кузнецу.
— Чтобы я стал коммунистом? Нет, этого не будет. Я же пресвитер.
— Ну и что? От того, что я стал коммунистом, я не превратился в нехристя. — И председатель снова взглянул на свояка.
— Я не могу отказаться от отцовской веры, она для меня свята. Я уж лучше так умру…
— Ну, все тогда, дружище, вступай в крестьянскую партию! Мы тебя с радостью примем.
— В крестьянскую партию? Да я же мастеровой человек!
— Ну вот, и то тебе не так, и другое не этак. Именно поэтому ты и получил только два хольда земли, а не больше. Но по закону тебе и этого не положено, да уж мы на свой страх и риск тебе добавили…
Кузнец расхорохорился. «Они, видите ли, дали ему землю! Словно она их собственная! А его ремесло, выходит, ничего не стоит!
