Сад на краю (СИ) - Lillita
Очередной приступ боли вынудил до белых костяшек вцепиться в прутья калитки, лишь бы удержаться на ногах. Организм отторгал распространившийся по нему яд. Выжигал разъедающей каждый нерв болью. Выплёскивал с кровью. Скручивал тошнотой. В иной момент оставалось только одно желание. То самое: умереть.
«И даже смерть не выход, ведь тогда я окончательно предам свой мир. Полностью заберу у него будущее», – удручённо заключил Ред, с трудом выпрямляясь.
А ведь правда странно, что он продолжал любить свой мир и желал тому будущего. Счастливого. Больной, что тут ещё сказать? Безо всякого яда бездны больной. Идиот, которых ещё поискать, да ведь не найдёшь. И лучшее, что такой безнадёжный бог мог сделать для своего мира, это не создавать его. Неизвестно, какой итог ждал Создателя, не исполнившего своё предназначение. Уничтожение бракованного экземпляра? Наказание? Ни то, ни другое не звучало хуже претворённого в жизнь.
Как быть теперь? Редрон не мог быть уверен, что вскоре не исчезнет. Уже навсегда. И всё же… Если случится чудо, если удастся победить в этой внутренней войне с самим собой, он не хотел продолжать дело Последнего. Не имел ни малейшего представления, что делать, но и идти к прежней цели – букету – не мог.
Пальцы коснулись красного пера, всегда хранящего остатки чужого тепла. У Редрона всегда были сложности с принятием чужой помощи. То из-за стеснения, то из-за недоверия. Банально не привык. Однако сейчас чувствовал, что не справится один. Не найдёт новый путь. Потеряет остатки воли и сдастся Последнему. Не выдержит груза совершённого преступления – пусть даже был в первую очередь всего лишь инструментом – и всё-таки сделает шаг с обрыва.
Пройдя в дом, Редрон окинул взглядом это скопление неправильных линий и грязных цветов и с досадой цокнул языком. Да, в голове дела обстоят ничуть не лучше. И тоже какие-то подселенцы завелись. Хотя из духов соседи всяко лучше – не мешают, ни в чём убедить не пытаются, просто жизни своей применение получше не нашли, но кто он такой, чтобы осуждать за это? К слову о соседях…
Застывшая на лестнице Колокольчик вздрогнула, встретившись с Редом взглядом, сжала перила. Но через секунду немного расслабилась. Кажется, в глазах она тоже уловила проблеск прежней сущности. Улыбнулась слегка натянуто и сбежала вниз.
– Давно не виделись, Ред. Ты вернулся? – она искренне пыталась звучать приветливо, но не смогла полностью убрать насторожённость из голоса.
– Вернулся… – эхом повторил он. – Не знаю.
– Вот как… В любом случае – рада видеть, что ты всё ещё можешь быть с нами, – бодро заявила Колокольчик. – Мы уж боялись больше тебя не встретить, – добавила тише.
– Я бы на вашем месте сильно ни на что не надеялся. Повезёт, если это не последняя наша встреча.
Колокольчик точно хотела возразить, может, заявить, что раз случилось настолько явное и продолжительное просветление, то говорить о последней встрече точно рано, скорее можно верить в преодолённый кризис. Однако даже в ней не хватало ни веры, ни оптимизма. Оставалось неловко промолчать, признавая возможную печальную правоту. И тут уже Реду захотелось найти что-то хорошее, чтобы приободрить:
– Но если повезёт, и я останусь, то я больше не ста… – он запнулся на полуслове.
Голова внезапно закружилась, ноги стали плохо держать. Если бы не вовремя подхватившая под руку Колокольчик, Редрон бы уже грохнулся на пол, но с её помощью смог доковылять до дивана, спотыкаясь об пол почти на каждом шаге. И даже не сел – провалился, будто мешок. С костями. Перед глазами плыло. Вместо комнаты и Колокольчик остались пятна: тёмные и сиреневое, сильно выделяющиеся на их фоне.
– Редрон! Р…д…он! Ка…ы? Р…он! – голос доносится как через толстый слой ваты, жадно съедающий слова.
«Меня так… Уже называли…» – заторможено подумал Ред, а возникшее рядом белое пятно нанесло ещё один удар по памяти.
Тонкие, но очень уж настойчивые руки заставили лечь. Редрон не пытался сопротивляться. Последние минуты в сознании он упорно пытался уловить некую мысль. Когда-то в его жизни был дух. Белый дух. Но очень хотелось спросить: «А в этой ли жизни?» И, главное, кто?
***
Почувствовав лёгкое касание нежных рук к щекам, Родон с трудом поднял веки. Из-за слишком сильного истощения зрение потеряло былую остроту, окружающих мир расплылся почти до состояния пятен неопределённой формы, но Белую он бы безошибочно узнал, даже ослепнув. По свежему запаху цветов, прекрасно различимому и в благоухающем саду, по волнам иной силы, дающим хоть немного покоя непрестанно болящему телу, по доброте и ласке, которые больше никто не проявлял. По тому, что больше никто не обращался по имени.
Сейчас Родон не мог долго стоять, удерживать тело в сидячем положении тоже удавалось не всегда, поэтому во время встреч он лежал на коленях у Белой. Почему она вновь и вновь возвращалась, если увиденное приносило боль, а неизменный ответ огорчал? Что вообще нашла в Создателе, низведённом собственным миром до уровня инструмента, не имеющего права не то что на слово, а, кажется, на мысли и чувства.
Он спрашивал. Не раз. Белая отвечала, что любит. Родон не мог этого понять. Не верил, что кто-то мог любить его. Тем более гостья из другого мира, которой дать ничего не мог. За что любить? Просто так? Нет. Это невозможно. Если нельзя заслужить любовь, отдав всего себя, то ни за что и подавно её не получишь. Родон не мог поверить Белой, как и получить иной ответ, а потому смирился. Главное – приходит. Какой бы ни была причина, иногда она рядом. И за последние сотни лет это самые счастливые моменты в жизни. Единственные счастливые моменты в жизни.
От этого на душе становилось неспокойно. Родон понимал, что слишком дорожит Белой. Любит. Неправильно. Так нельзя. Создатель должен полностью посвятить себя миру. Если его любви хватает на что-то ещё, значит, он пренебрегает своим дитём. Какой бесполезный Создатель! Он уже ни на что не способен, кроме как продолжать любить мир, чтобы оставаться в нём, да и с тем плохо справлялся.
– Мне пора уходить, – тихо и нехотя призналась Белая. – Твой ответ не изменился?
– Уже? – слабым шёпотом уточнил Родон. Голоса тоже почти не осталось – сорвал на слишком болезненных опытах, а восстановить не смог. Создатель всегда плохо чувствовал ход времени, а в последние годы оно как будто вовсе исчезло. – Понятно… Но ты ещё вернёшься? – вопрос заменил ответ.
Лица коснулись капли. Но ведь небо казалось ясным. Родон наощупь нашёл щёку Белой, неуклюже растёр влагу. Сложно быть аккуратным с такими одеревеневшими пальцами, а кожа Белой казалась настолько тонкой, будто её можно ободрать огрубевшим шрамом.
– Почему ты плачешь?
Сохраняя молчание, Белая громко сглотнула и придержала руку Родона своей, слегка потёрлась щекой.
– Вернусь. Обязательно вернусь. Но ты… Сможешь ли дождаться меня?
– Куда денусь? Не уйду же. – Родон отлично понимал, что именно имела в виду Белая, но предпочёл неудачно отшутиться.
Белая помогла Родону добраться до беседки, в которой он предпочитал теперь находится, коротко сжала в объятиях, поцеловала на прощание в лоб и растворилась. Обратилась сначала белым туманом, а после – ничем. Некоторое время Родон ещё смотрел перед собой, будто надеялся уже сейчас вновь увидеть светлое пятно, потом сложил на деревянном столе руки, положил на них голову и провалился в пустой сон.
Прошли годы, а, может, десятилетия, однако Белая не возвращалась. Родон ждал. Каждый раз, возвращаясь в сознание, сосредоточенно прислушивался к ощущениям, всей сущностью надеясь почувствовать присутствие гостьи из другого мира. Нет. Ничего. Иногда, находя силы встать, он ходил по саду, пытаясь найти её, пока не падал. Если везло – поднимался и шёл дальше, нет – попадал в руки пленителей.
Пропавшая Белая всё больше и больше захватывала сознание Родона, пока не стала единственной мыслью, способной отвлечь от невыносимо болезненной жизни. Создатель, поглощённый ожиданием встречи и страхом, что той всё-таки не случится, понятия не имел, какие изменения произошли в его мире.
