Катехон - Сухбат Афлатуни
115
Сколько его продержали с собаками?
Он не помнил. Когда пришли, чтобы поднять его наверх, он обнимал их и, кажется, плакал. По крайней мере, просил потом салфетку. Или это была аллергия? Аллергия на собачью шерсть? Собаки разноголосо лаяли ему в спину.
Как выяснилось, его вели на суд.
Погода была солнечная; после собачьего подвала он наслаждался воздухом. Ему предложили легкий завтрак («Идти далеко…»); он не был голоден, в подвал регулярно спускали еду. Но послушно прожевал сэндвич, измазался майонезом, запил чем-то сладким. Разглядывал людей, которые ждали его на скамейке. Искал Турка. Турка не было; не было и Славянина. Поставил стаканчик и с хрустом смял его.
Был дан знак, все выстроились.
Его поставили в середину. Подскочила узкая женщина в кроссовках. Качаясь, как змея, провела расческой по его голове. Извинилась, что-то вытерла у него под губой. После этих гигиенических процедур заиграла музыка, и шествие двинулось.
Музыкантов было двое, один дул в рожок, другой отстукивал на барабане. Одеты они были по-старинному; но эпоху, как ни приглядывался, он угадать не мог.
Остальные были одеты в том же стиле. Впереди шел какой-то пестро наряженный тип с огромным шестом, которым он постукивал по мостовой. К шесту были подвешены колокольцы: «Вот ведут человека, – постукивая, кричал он, – желавшего повернуть назад время!» Сожженный поднимал голову и щурился. Всё-таки он отвык от солнца там, с собаками.
Следом шли трое рослых парней, шлепая себя плетью по голым спинам. Флагелланты. Хлоп. Хлоп. Осторожно и экономно. Правильно, ребята, идти еще далеко, не перестарайтесь. Затем шло карнавальное духовенство. Снова шум шагов и треск барабана. Наконец, вели его: два стражника, один всю дорогу трепался по хэнди на каком-то странном языке; второй молчал и неодобрительно поглядывал на первого. От их плащей шел горьковатый запах стирального порошка.
Затем шли ремесленники по своим цехам. Во главе каждого цеха шагал старейшина (как это по-немецки?), гордо неся на жезле эмблему своего ремесла. Первым двигался цех печатномашинщиков; старейшина с богатыми седыми усами поднимал и опускал на шесте модель прославленной печатной машинки «Оптима». Предприятие было закрыто еще в девяностые, но его прежним работникам позволено участвовать в шествиях: здесь уважали традиции.
За престарелыми ремесленниками из «Оптимы» двигались изготовители формовочных прессов, бывший комбинат «Умформтехник». Впереди несли огромные ножницы, их тоже опускали и поднимали под удары барабана. С изготовления ножниц (он где-то читал) в начале двадцатого века началась история предприятия. До девяностых «Умформтехник» был крупнейшим заводом Эрфурта, его гордостью, славой и еще чем-то из того же краснознаменного набора существительных. Прессы из Эрфурта давили и формовали металл по всему соцлагерю. Потом, как и все бывшие гиганты бывшей ГДР, «Умформтехник» стал вянуть, скукоживаться; совсем исчезнуть ему не дали, там и теперь изготавливают прессы, хотя и… «Вот ведут человека, желавшего повернуть назад время!» – снова закричали впереди и брякнули колокольцами. Флагелланты хмуро переговаривались, их атлетические спины успели порозоветь; возникла узкая женщина и, извиваясь, стала растирать их кремом.
Шествие растянулось кишкой на всю Шлёссерштрассе. Блеснул на солнце огромный ботинок, символ еще одной исчезнувшей фабрики – имени Пауля Шефера. Были и какие-то уцелевшие цеха, даже преуспевающие. Последнее, что увидел, глядя назад, был воздушный шарик странной формы, символ фабрики «Пластина», снабжавшей ГДР сосками, купальными шапочками и суровыми презервативами «Мондос», мученьем женщин и мужчин. «Пластина» благополучно выжила, вошла в какой-то международный концерн и продолжала свой промысел, но уже без сосок и шапочек… Он хотел поглядеть еще, но затекла шея. Потер ее ладонью и с легким хрустом повернул голову обратно.
Он заметил, впрочем, что некоторые тоже идут, глядя назад; даже нашли для этого интересный способ: шли задом наперед. Для многих, судя по уверенной походке, такой способ передвижения был привычным. Были и новички, то и дело оглядывавшиеся; более опытные поддерживали их за локоть. Ему тоже захотелось развернуться и идти так же; один из стражников замотал головой. Второй продолжал трепаться по хэнди. Он снова прислушался: не немецкий… но какой? Понял. Парень произносил слова задом наперед. Как тот однопалатник из его ташкентской юности.
Шествие замыкали какие-то пляшущие и кружащиеся люди. Он долго пытался понять, кто это, но так и не понял. Шея снова затекла, он стал смотреть вперед.
Впереди розовели спины флагеллантов, лоснясь от крема. «Вот ведут человека, желавшего повернуть назад время!» Шествие отражалось в витринах, магазины были открыты. Из кофейни бодро пахло арабикой. Раза три мягко прогудели трамваи. Из их окон по шествию скользили взгляды и медленно уплывали дальше, в сторону ратуши.
Несколько прохожих остановилось; кто-то снимал на хэнди, пытаясь поднять повыше. Шарик удлиненной формы оторвался от толпы и стал криво подниматься.
Вот и ратуша.
Шествие остановилось. Барабанщик еще немного потрещал; размял пальцы и закурил. Костюмированное духовенство обсуждало футбольный матч. Флагелланты почесывали спины; бывшая «Пластина» расположилась под пьедесталом, некоторые мастера были в купальных шапочках; сверху на них поглядывал каменный рыцарь.
О Сожженном снова как будто забыли. Стражники отошли попить пива; болтали с флагеллантами, те тоже прихлебывали; пиво, пиво über alles; один сообщал, что собирался сделать тату, вот здесь (поглаживает голое плечо), но ради сегодняшнего праздника решил отложить…
Он подумал, что может тихо уйти. Они обойдутся без него. И суд пройдет без него. А он вернется на мост через Геру и будет смотреть на уток и осеннюю воду.
Никуда он не уйдет. Он останется здесь, только немного отойдет в тень от ратуши. Он ведь сам всё это придумал в подвале с собаками. Высшая степень судебного гуманизма – дать подсудимому шанс самому придумать суд над собой. Придумал это шествие и суд в ратуше. Правда, суд он набросал только в самом общем виде. Детали придется отделывать уже по ходу.
116
О нем вспомнили. Стражники доглотали пиво, попрощались с флагеллантами и повели его в ратушу. Прочие остались, снимая друг друга на хэнди и отвечая на вопросы телевидения, белый микроавтобус с цифрой «1».
А он уже был в ратуше. (Звук шагов.) Он поднимался по лестнице.
Он и раньше бывал здесь. Точнее, его здесь бывали. Водили на экскурсию в первые недели его эрфуртского пленения. Он и сейчас был экскурсантом в своем роде. Экскурсантом по ратуше, выстроенной в 1882 году в неоготическом стиле на месте прежней, готической, снесенной. Небольшая экскурсия с посещением суда над
