Сад на краю (СИ) - Lillita
От входа – налево. По дорожкам, на которых всё меньше и меньше следов. Мимо оградок, сугробов, виднеющихся из-под снега искусственных венков. Надгробий: побитых временем и почти новых, с надписями и застывшими лицами. Голых деревьев, проводивших в землю уже не одно поколение, и невозмутимых зелёных елей. К памятникам людей, вновь оказавшихся рядом после смерти: Ирен и Фрай Флойрис.
Дедушку не застала даже Роза. Азалия знала его только по фотографиям – от их вида каждый раз накатывала тоска. Почему человек со столь светлой улыбкой и добрыми глазами ушёл так рано? Успел увидеть только, как Каспер и Мартин пошли в школу. Вскоре умер в результате неудачной операции. В последние годы жизни бабушка любила с грустной улыбкой вспоминать, как Фрай часто говорил, что мечтает увидеть внуков. Тогда она со смехом напоминала: его собственным детям ещё расти и расти, так что ради мечты придётся долго жить вопреки всем недугам.
«Но жизни ожидаемо нет дела до наших желаний. Просто сильно хотеть недостаточно, а иногда бессмысленными оказываются вообще любые усилия».
И жизни, и богу. Только сейчас Азалия поняла: она не спросила у Аламеи, по воле какой именно сущности должна стать спасителем. Но разве ответ не очевиден?
– Бабушка, – прошептала, смотря на портрет, – если я должна ввязаться во всё это по воле бога, то что в нём доброго? Ты говорила, что он мёртв, но какая ещё высшая сила может решать за других? Разве добрый родитель бросает своих детей? Заставляет ни с чего разбираться с чужими ошибками? Бабушка, может, те древние, о которых ты говорила, поступили правильно, отвернувшись от него?
Кого обвинить, чтобы стало легче? С кого потребовать ответ? Кого бессильными криками заставить любыми силами отменить приближение конца, последствия его предвестников?
«А что сделала я? Какое у меня есть право спрашивать с других, если по жизни я только убегала и закрывала глаза? А если подобными действиями я уже кому-то навредила? Так увлеклась бегством, что отвернулась даже от близких. А если бы я не боялась видений, то, может, не пребывала бы сейчас в такой растерянности? Я боюсь ответственности, но… В конце концов, не справлюсь – хуже не сделаю. Конец-то предначертан. Надо… Надо попробовать. И опустить руки, и отдаться под чужой контроль всегда успею».
– Если справлюсь, смогу с чистой совестью до конца жизни отворачиваться от всего, что не хочу видеть. Ведь тогда сделаю для завтра больше, чем кто-либо.
Азалия поджала губы. Какая жалкая причина. Впрочем, здесь не перед кем играть в благородство, себя же возвышенными речами не убедить. Хотя отмеренный на принятие решения срок ещё не прошёл, завтра она отправится к Аманде. Чтобы не успеть передумать.
Стоило немного отойти от могилы, как в глазах потемнело, закружилась голова. Азалия застыла, стараясь сохранить равновесие. Искусственно вызванные видения всё-таки дали о себе знать. Слишком холодно, чтобы лежать на земле. Где здесь ближайшая скамейка? Кажется, если пройти направо… Ну же, давай, шаг, ещё… Она запнулась о собственные ноги.
– Эй! Что с тобой?
«А?» – плывущее сознание ответило вялым недоумением на раздавшийся рядом голос, а ещё слабо удивилась – что-то как-то снег не морозит лицо. Зато… Тело обхватили чьи-то руки?
Азалия понятия не имела, сколько прошло времени, прежде чем пришла в себя, сидя на скамейке и привалившись к кому-то. Подняв голову, увидела молодого человека примерно своего возраста. Мягкие черты лица, средне-русые волосы неряшливо торчали из-под жёлтой шапки, большие беспокойные голубые глаза, рисунки звёзд на скулах, яркая жёлто-бирюзовая куртка. Незнакомец казался таким уютным, что Азалия совсем не почувствовала страха. Только неловкость за причинённые неудобства.
– Спасибо, что довели. И извините… Я… Надеюсь, я не доставила вам проблем?
– Нет-нет! – Голос у него оказался под стать внешности мягким и приятным. – Совсем никаких проблем. Гораздо важнее: тебе уже лучше?
– Д-да, уже порядок… Просто посижу ещё немного, чтобы наверняка.
– Тогда не против, если побуду рядом?
– Не могу же я вас прогнать с общественной скамейки, – неловко отшутилась Азалия.
– Я не хотел быть навязчивым! – спешно воскликнул он и даже немного отодвинулся. – Просто беспокоюсь. О, раз у нас ещё есть время… Как тебя зовут?
– Азалия. А вас?
– Яльмер. И… Может, лучше на «ты»?
– Ох, пожалуй… – со слабой улыбкой она отвела взгляд. Слишком привыкла «выкать», делая это, даже когда собеседник обращается иначе, хотя не считала такую вежливость всегда уместной. – Н-наверное, можно.
– Прости за нескромный вопрос, а ты тут к кому?
– Бабушку с дедушкой навестить решила. – Вместе с ответом Азалия кивнула в сторону могилы.
– Понятно. Я тоже к своим пришёл – хотел снег с памятника стряхнуть.
Молчание. Азалия рассматривала Яльмера. Тот – растущее неподалёку дерево. Они уже пересекались? Нелюбовь смотреть в лицо иногда мешала запоминать людей. Впрочем, он вполне мог захаживать в цветочный – каждого посетителя не упомнишь. Тут и взгляду кроме куртки и звёзд зацепиться не за что. И всё равно что-то смущало.
– Я тоже спрошу… Мы не могли встречаться раньше?
– Сомневаюсь, в Лёйхен я приезжаю только на кладбище, – неуверенно ответил Яльмер и тут же добавил: – А! Постой! Ты случайно в цветочном не работаешь? – Она кивнула. – То-то лицо знакомым показалось. Бывал у вас, но никогда не заходил надолго.
– Понятно. Ещё раз спасибо, Яльмер. Пожалуй, пойду. Хорошего дня.
– И тебе. Надеюсь, ещё увидимся! – кинул вслед.
Уходя, Азалия не сдержалась и обернулась ненадолго. Почему Яльмер продолжал смотреть вслед с таким беспокойством? И весь разговор теребил рукава, словно хотел сказать что-то ещё. И для кого тот букет с лавандой, барбарисом и веточками мирта?
========== Глава 8. Миры, цветы и боги ==========
Ирен и трое детей неспешно шли по оживлённой улице, полной разнообразных магазинчиков. Азалия крепко держала её за руку, страшно боясь тут же потеряться, если хоть на мгновение отпустит, и с интересом рассматривала витрины – бывать в центре доводилось нечасто. Роза и Рон шли чуть впереди, споря о том, крекеры какой формы вкуснее.
– Бабушка, а к чему это готовятся? – спросила Азалия, заметив за очередным окном венок с фиолетовыми лентами.
Из зимних праздников она знала Новый год, но тот уж с месяц как прошёл, да и выглядели украшения как-то слишком сдержанно, может даже мрачно. Дома таких встречать не доводилось. Они остановились. Бабушка посмотрела на венок, нахмурилась и чуть крепче сжала детскую ручку.
– К Дню прощания и прощения.
– Звучит как что-то из религии.
– Так и есть.
Азалия в недоумении поджала губы. Почему тогда бабушка так помрачнела? Обычно же с большим энтузиазмом делилась знаниями о том, что изучала. И хотя к праздникам серьёзно не относилась, считала из культурным наследием, а потому обязательно украшала дом и рассказывала о происхождении тех или иных традиций. Тут же… Никогда не упоминала, что такой день есть.
– Обычно мне всё равно, что смысл праздника со временем претерпевает изменения, а изначальный – теряется. Но здесь… Люди даже не помнят, в честь кого этот день.
– Это… Тот забытый бог? – догадалась Азалия.
Раньше она не видела разницы, со временем же поняла: бог, о котором говорили верующие, и бог, про которого рассказывала бабушка, – не одно и то же. Её – забытый и как будто в действительности сосуществовавший рядом с древними цивилизациями. Новый же – настоящая выдумка, появившаяся, когда… Тут Азалия так и не поняла, что случилось, но так вышло, что древние цивилизации пали, а на их месте начали появляться людские.
– Да. В этот день бог наконец смог уйти из мира, попрощаться с ним. А древние просили у него прощение за то, что не ценили благостных времён, поглощённые жадностью, сгубили из-за неё. Они надеялись, что достаточно признать ошибки, и бог вернётся. Но после смерти не возвращается никто. Поэтому его забыли. Зачем хранить благодарность создателю мира, если можно придумать нового? Более совершенного, потому что не способен умереть и уйти…
