Сад на краю (СИ) - Lillita
Открылась дверь в комнату. Зажёгся свет. Ударил по глазам и тут же пропал из зоны восприятия. Коснувшиеся лица руки только на мгновение смогли привести в чувства, позволяя опознать пришедшего.
Роза пыталась что-то сказать. Сделать. Азалия её почти не видела и не слышала. И уж точно не могла внять словам. Они смазывались в белый шум, терялись в гуле несуществующих голосов. Ядовитое марево химеры из образов – липкое и тёплое – затекало внутрь, застревало в горле, на несколько секунд перекрывая дыхание.
Пространство заменила иллюзия. Время перестало существовать. Азалия не знала, сколько пробыла в объятиях кошмара, дрожа и рыдая, задыхаясь и вскрикивая, пока в комнату не ворвались уже двое.
Как только Рон оказался рядом, Азалия вцепилась в него, подобно утопающей. С силой, которую никто бы не ожидал от столь щуплого тельца. Он сел на кровать, что-то сказал Розе – та тут же убежала. Его Азалия видела. И одновременно нет. Образы Рона, Родона и Реда хаотично сменяли друг друга. Здоровые и измождённые. Живые и мёртвые. Она чувствовала руками тепло, а мерещился холод. Пальцы касались целой кожи, а нащупывали раны.
Потом во рту оказалось что-то горькое. И вода. Азалию обхватили, прижали. Она постепенно начала слышать не какофонию криков, а биение сердца. Настоящее. Ускоренное, но зато точно живое.
Этого не хватало. Пришлось отстраниться, вновь потянуться туда, где виделись раны. Только когда она смогла сколько угодно раз дотронуться и убедиться, что всё действительно в порядке, искажённые картины прошлого принялись отступать. Пелена в сознании теряла плотность, дюйм за дюймом возвращалась реальность.
– Это правда ты, – хрипло проронила Азалия.
– Конечно. Сказал же, что приеду. – Рон осторожно провёл пальцем сначала по левой щеке, потом по правой, вытирая слёзы.
– Я боялась… Что мне это… Показалось.
Она и сейчас с трудом верила глазам. Ушам. Всем остальным органам чувств. Вдруг разум дошёл до той точки, когда не оставалось ничего, кроме как заменить одну иллюзию другой? Чтобы не сгореть окончательно. Однако, в отличие от иллюзий, Рон тоже прикасался к ней. Мягко, бережно гладил по голове, спине. Убирал упавшие на лицо волосы. Растирал растерянно красные лунки от ногтей на ладонях, полосы на предплечьях.
Рон рассматривал её, ища признаки полного отступления кризиса или новой грядущей волны, Азалия – его. Внимание привлёк шрам на щеке. Правая. А ведь у Реда рана там же. Прыжок в озеро только усугубил его состояние. Могло ли это повлиять на Отражение? Снаружи всё по-прежнему, но в порядке ли он внутри?
«И что считать порядком, учитывая его обычное состояние?»
Азалия вновь прижалась к Рону. Наверное, позже – сильно позже – всё это приведёт к очередной сцене неловкого молчания. Пускай. Лучше умирать от смущения, чем от потери якоря, удерживающего в реальности. Уж Рону-то это знакомо.
Потребовались минуты, чтобы решиться отстраниться. Вместе с немного сонливым спокойствием приходило понимание, что своей прилипчивостью она может доставлять неудобства. Потому что это для неё главной проблемой выступала стеснительность, которой всё равно, что несколькими днями ранее они спали вместе, а после долго пролежали в объятиях. А вот у Рона внутренние преграды засели крепче и глубже. Не стоит настойчиво ломать их извне, сначала он должен начать раздвигать их сам.
– Можешь ли ты всё-таки рассказать, почему оказалась в таком состоянии? – осторожно спросил Рон.
По нему видно было, что давить не хочет, но желание хоть что-то прояснить пересилило. Азалия осуждать за это не могла: на его месте тоже предприняла бы попытку выяснить причину. Не так страшно получить отказ из-за нежелания делиться слишком личным, как проявлять равнодушие к источнику страдания близкого. Однако отказывать она не собиралась, хотя и для честности достаточно уверенности не находила.
– Причина… Может показаться странной. Или, может, глупой… Выдуманной…
– Я готов проверить в любой рассказ, воспринять серьёзно любую причину. Пожалуйста, доверься мне. Если только тема не слишком тяжёлая для тебя… Тогда будет лучше отложить разговор.
– Я снова была в другом мире. И согласилась увидеть некоторые… Воспоминания. Но кое-что пошло не так, поэтому… Погрузилась в них слишком сильно. Слишком живо видела… Кое-что… – она опустила голову, взглядом упёрлась в нервно сминающие одеяло пальцы. – Там я… Нет, скорее, тот… Та, – поправила себя, – от чьего лица я всё видела… Она ходила по умирающему миру и по кусочкам собирала труп. А перед этим видела, как издевались над тем, кого собирала. Как убили. Очень… Жестоко. Не только видела всё то. Можно сказать… Прочувствовала. Хотя всё равно же не пережила это, так с чего бы… И вот оно вспомнилось. Резко и много сразу… Похоже, для моей психики это слишком.
– Ничего тут глупого нет, – качнул головой Рон. – Связано ли то видение с забытым богом?
Кивнула Азалия раньше, чем поняла, что не планировала переставать недоговаривать. Теперь неправильно давать заднюю.
– Связано. Сказать по правде… Она собирала бога.
– А потом этот бог до конца умер и попал в другой мир. В тот, где сады. Где ты и была.
– Откуда ты?.. – спросила, опешивши.
Да, она сама рассказала, что мир из снов Рона в самом деле существует, а её появление там – реальность. Только вот о связи с богом ничего не говорила. И то, как он сразу понял, с чем связано увиденное, теперь тоже показалось странным.
«Если подумать, его реакция на рассказы о забытом боге часто отличалась болезненностью. Но Рон не настолько чувствителен, чтобы настолько сопереживать герою религиозных историй, которые для большинства – выдумка».
– Потому что я видел, что случилось с богом, а в День прощания и прощения особенно ясно вспоминаю то, чего предпочёл бы не знать. Конечно, я не мог быть уверен в правдивости этого, но сама история мне очень хорошо знакома. – Рон сделал паузу. Он говорил так спокойно, ровно, а теперь вдруг стушевался. Нервно дёрнул бирюзовую косичку. – Есть ещё кое-что. В основном, что было на выходных… Я помню. Твои разговоры с ними тоже. Хотя совсем не понимаю, почему вообще так получилось.
– Ваши души связаны… – пробормотала тихо и заторможено. – Связь не разорвать. Поэтому я должна помочь мёртвому богу. Не только ради мира. Может, для мира есть путь проще… Но пути проще нет, если я хочу помочь тебе, – слова текли сами, потому что Азалия в этот момент пребывала в ещё большей растерянности.
Она ведь очень хотела, чтобы Рон ничего не запомнил, потому что иначе его страх проснуться кем-то другим может только усугубиться. Пора бы уже признать, насколько низок шанс исполнения надежд на лучшее. Что делать? С трудом успокоенные нервы вновь задрожали осиновыми листами, несмотря на накрывающую сонливость.
Её осторожно взяли и успокаивающе погладили по руке, не давая снова испещрить ладонь красными лунками.
– Не знаю, о чём ты подумала, но, пожалуйста, не тревожься хотя бы из-за этого разговора. Особенно из-за меня. Прозвучит странно, но не думаю, что пережитое или узнанное сделало мне хуже. В моей ебанутой реальности такие факты скорее даже обнадёживают.
Азалия медленно кивнула. Хотелось верить и не накручивать себя. Только слова звучали всё глуше… Голова потяжелела. Она не удержалась – закрыла глаза. Покачнулась и ткнулась лицом Рону в грудь.
***
Убедившись, что Азалия уснула, Рон уложил её и накрыл одеялом. Просидел рядом недолго, всматриваясь в расслабленное лицо. На самом деле он удивился, что таблетки так быстро вернули Азалию во вменяемое состояние, хоть и пришлось дать повышенную дозу. Или дело не только в них? В любом случае, если бы ничто не помогло, пришлось бы Розе в итоге разбираться с двумя слетевшими с катушек в доме.
Когда смотришь в остекленевшие глаза близкого человека, трясущегося от ужаса и задыхающегося, сам начинаешь ощущать, как сдаёт позиции вменяемость. Особенно если и без того ею не отличаешься. Рон старался выглядеть и звучать спокойно, – есть опыт притворства нормальным человеком, когда на самом деле отъезжает крыша, – но в действительности никакого спокойствия не было и близко. Ещё немного и сам бы таблетками закинулся.
