Избранные произведения - Пауль Хейзе
— Позвольте предложить?
— Благодарю, — ответил Виктор. — Я не курю.
А ты заметил, какая у него на портсигаре искусная вышивка? Наверняка подарок жены.
— Вы разрешите? — король червей взял иллюстрированную газету и не очень внимательно, с благосклонным, почти снисходительным видом стал просматривать ее; при этом он барабанил пальцами по столу. Какие ухоженные ногти!
Однако королю червей хотелось не столько читать газету, сколько поболтать; судя по всему, он вкусно пообедал.
— Вы, как иностранец, — начал он осторожно разговор, и гортанные звуки его голоса вблизи зазвучали громче, — должно быть, не очень любите беседовать на нашем грубом диалекте?
— Я не иностранец, — уточнил Виктор, подкрепив свои слова коротким жестом, — я здесь родился и вырос, но четыре года провел на чужбине.
— А, тем лучше; я, значит, имею удовольствие приветствовать в вас земляка.
После этого он снова уткнулся в газету, чему-то ухмыляясь про себя.
«Он наслаждается своим супружеским счастьем, как ребенок леденцом», — подумал Виктор.
Когда леденец окончательно растаял во рту, король червей показал на рисунок Вертера в газете.
— Как вы полагаете, — немного поколебавшись, спросил он, — возможна ли, по-вашему, сегодня такая страстная, мечтательная любовь?
— Природа всегда берет свое, — ответил Виктор.
Король червей ухмыльнулся.
— Неплохо сказано. Все дело, однако, в том, как понимать природу — в узком или широком смысле. Вы, следовательно, всерьез полагаете, что в наш реалистический век…
— Реалистических веков не существует.
— Ну хорошо, пусть так. Но вы же не станете отрицать, что существуют столетия с разным настроением; к примеру, такие, в которых просто немыслимы душевные состояния, наблюдавшиеся ранее. Или вы могли бы представить себе, например, Иоанна Крестителя, Франциска Ассизского или нашего Вертера в высоком накрахмаленном воротничке?.. Простите, я говорю это без какого бы то ни было намека. Нет, право, поверьте мне, это было сказано вполне безобидно.
Виктор с улыбкой успокоил собеседника:
— Я не претендую на звание Крестителя или святого, хотя сомневаюсь, что святой дух связан с употреблением в пищу кузнечиков, а состояние экстаза зависит от воротничка. Кстати, если я не ошибаюсь, создатель Вертера имел обыкновение одеваться очень тщательно, даже изысканно.
Поскольку пауза затянулась, Виктору пришла в голову мысль, от которой он никак не мог отвязаться.
— Вы, может быть, знаете, — робким голосом решился он, наконец, спросить… — вы, может быть, случайно знаете господина директора Вюсса?
Едва он закончил фразу, как почувствовал, что густо покраснел.
Король червей удивленно поднял голову:
— Знаю. А что?
— Что он за человек? Я хочу сказать — как он выглядит? Высокого роста или низкого? Молодой или старый? Уродлив или приятной наружности? Во всяком случае, если судить по званиям и должностям, человек он высокообразованный, не так ли?
Король червей сделал хитрую мину и весело ухмыльнулся.
— Как у всякого человека, у него есть свои недостатки; вместе с тем льщу себя надеждой, что он обладает и вполне сносными качествами… Но позвольте представиться, я директор Вюсс.
Он произнес это так обходительно, с такой милой иронией, что Виктор, превыше всего ценивший утонченность чувства, сразу проникся к нему симпатией, вскочил и протянул ему руку, которую тот тут же схватил и пожал. Между ними возникло нечто похожее на дружеский союз.
Когда же Виктор назвал и свое имя, директор радостно воскликнул:
— Так вы, очевидно, тот самый господин, который сегодня утром оказал нам честь своим визитом. Мы искренне сожалеем, что не могли вас принять; особенно моя жена, с которой вы, если не ошибаюсь, однажды встречались на морском пляже.
— Не на морском пляже, а на горном курорте, — недовольно уточнил Виктор.
— К сожалению, и сегодня после обеда ей пришлось отказаться от удовольствия принять вас, так как она уже договорилась с дамами из певческого союза о поездке; я только что вернулся с вокзала. Надеюсь, это вас все же не смутит, и если вы не сочтете меня навязчивым, я хотел бы предложить вам пойти в «Идеалию»; там не нужно никаких формальностей; просто сошлетесь на меня. К тому же моя супруга — почетный президент.
— «Идеалии?..»
— Ах да, я по рассеянности забыл, вы, конечно же, не в курсе дела… — И он, начав издалека, стал рассказывать об «Идеалии». Учреждена его покойным тестем… скромные встречи без принуждения и торжественности… без изысканности в одежде и еде… ради общения на более высоком содержательном уровне, где можно поговорить о возвышенном и в то же время отдохнуть (одно, как известно, не исключает другого), для этой цели годится прежде всего музыка… ну и тому подобное, с перечислением участников, сведений о собраниях и о том, как они проходят; как правило, по средам, пятницам и воскресеньям.
Виктор делал вид, что внимательно слушает, а сам незаметно разглядывал собеседника. Наместник! Король червей! Прекраснейший из всех! А я-то полагал, что он совсем не Адонис! С чего я взял, что наместник — человек комичный, по меньшей мере неуклюжий? О, король червей отнюдь не комичен! Отнюдь! Виктор не сводил с него озадаченных, почти испуганных глаз… Ну что ж, возрадуйся, Виктор! Разве не льстит твоей гордости, что наместник видный из себя мужчина? И то, что она любит его, тоже, по-моему, в порядке вещей. Или же мне хотелось иного? Боже сохрани, совсем напротив; меня бы огорчило, будь все по-другому… Но вот она! Какое вызывающее поведение! Отправиться в поездку с хором, когда я предупредил о своем визите! Без сомнения, дама лишена чувства стыда.
— Вы, я полагаю, тоже человек музыкальный? — прервал его мысли вопрос наместника. — Или по крайней мере любите музыку?
— Мне кажется, да; точно сказать не могу, смотря по обстоятельствам.
С соборной башни долетели удары колокола.
— Три часа! — ужаснулся наместник и испуганно вскочил. — Заболтался я с вами, мне надо бежать в музей… Итак, я рассчитываю на то, что смогу приветствовать вас в «Идеалии», не так ли?
Он торопливо пожал Виктору руку и быстро вышел.
Виктор в растерянности бродил по улицам. Сколько бы он ни говорил себе: «Виктор, радуйся», ничего не помогало, он был угнетен, подавлен, обескуражен.
Какое несчастье постигло его? Да никакого. И все же он был удручен. Он шел и шел, пока, усталый, не оказался за городом. Потом, в гостинице, когда он растянулся на кровати, ему стало легче. «Гуляй на здоровье», — пожелало ему его тело.
— Спасибо, Конрад, — приветливо ответил он. Он имел обыкновение свое тело, с которым он так хорошо уживался, называть Конрадом.
Отдохнув как следует, он заметил на столе письмецо, которое, судя по всему, пролежало там уже довольно долго. От госпожи Штайнбах.
«Злой вы человек! Госпожа Вюсс ни
