Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн
— Но ее не сумели нам втолковать, — сказала Марго. — Сколько дней все это продолжалось? В субботу в этот же час с папой произошло несчастье. Сегодня вторник — стало быть, трое суток. За три дня мы действительно обогатились жизненным опытом. В этом нельзя с ним не согласиться.
— А взять хотя бы одно то, что у нас с тобой, Марго, опять все наладилось.
Они обнялись и сделали еще один шаг к выходу, к зеленым кронам. Но вдруг Марго осенила одна мысль; она повернулась и подбежала к Бирку.
— Папочка! Что мне пришло на ум! Нам же просто повезло. Большой заработок, который теперь у нас будет, — это же не плод честного труда, это плод обмана, сочиненного тобой.
— И тобой — а ведь для него понадобилось больше храбрости, — ответил отец, глядя ей в глаза. — Но не будь счастливого случая, не помог бы и обман. Говоря: труд, я разумею труд, уменье, случай. Эти три силы могут многое дать.
Элла, старшая сестра, толкнула Рольфа.
— Что ж это? Папа ничего не изобрел? А я думала, что все эти радостные события связаны с большим делом, о котором все толкуют. Какое разочарование!
— Папа, ты не изобрел взрывчатого вещества наивысшей бризантности? — спросил Рольф.
— К чему, мальчик? Разве ты допускаешь, что в воздухе содержится питательное вещество?
— Нет.
— И я так думаю. Но раз я ничего не изобрету, то мне разрешается помечтать. А мечта моя о том, чтобы открыть нечто несуществующее и все же единственное, что стоит открывать. Питательное вещество, которое никто не властен удорожить, и значит — свободу.
— Что ж это? — пробормотала Элла. — Я разочарована.
Так как в цепи событий возникла брешь, она считала бесцельным оставаться здесь и ушла. Она кивнула Рольфу. Сестры были заняты, а отец, весь в темном, неподвижно сидел у стола, словно свой собственный портрет.
Это был обеденный стол — семейный стол, за которым так часто собирались многочисленные дети Бирка. Теперь Бирк остался, казалось, в полном одиночестве.
Он сидел боком к столу и опирался на него правой рукой, точно отдыхал после работы. Да и речи его были такие, какие говорят по окончании всех трудов — не слишком интересные для тех, у кого завтра утром снова начинается день. Его левая рука неуверенно двигалась в подозрительной близости к сердцу. Врач, его сын, испытующе присматривался к этому лицу, к широко раскрытым глазам, которые становились все темнее и смотрели удивительно открытым взглядом. Иногда кровь отливала от лица, тени на лбу сгущались, и тогда казалось, что весь он тоскливо и жадно отдался какой-то мечте.
На прощание Рольф, расставаясь с отцом, попытался подбодрить его сердечными, теплыми словами:
— Твоя новая работа при высшем начальстве вдохнет в тебя свежие силы, дорогой отец. Ты склонен к депрессии — я полагаю, потому, что в последние годы не получал должной оценки. Вот единственное, чего тебе недоставало, но теперь это уже в прошлом.
— Да. Мне, правда, не верится, что я еще… — начал было Бирк теми же словами, которые он произнес, когда узнал радостную новость.
На сей раз его перебила Нора Шаттих. Раскрыв рот, она явно сама не знала, что сейчас скажет. То, что волновало ее, наконец невольно вылилось наружу:
— Если ко мне приведут Карла-Августа и окажется, что ему нужен уход — что мне делать? Я вообще в этом не сильна, но сегодня я совсем беспомощна: осталась без горничной. А ведь сейчас самый неподходящий момент, чтобы впускать в дом чужих людей, соглядатаев.
— Возьмите меня, сударыня, — сказала маленькая Сузи, словно выросшая из-под земли. Все смотрели на нее с изумлением, и она объяснила — Да, я отступаюсь от всего другого. Хорошо уже и то, что я буду зависеть только от одного лица, а с госпожой Шаттих мы поладим. Между прочим, — не переводя дыхания, выпалила под конец Сузи, — Мариетта сбежала с нашим братом Эрнстом.
Рольф пришел в ужас, Марго и Эмануэль были по меньшей мере изумлены. Только Бирк взял под защиту Эрнста.
— Эти маленькие катастрофы лучше, чем ничто. Эрнст будет работать. Он будет работать еще больше, чем вы!
— И ему подвернется еще более счастливый случай? Ну, как же, случайная встреча — и его возведут в княжеское сословие! — сказал Рольф.
Не успел он кончить, как раздался звонок. В комнату вошел человек и в ужасе уставился на жену главного директора.
— Да, — произнес он, словно по зрелом размышлении. — Так и должно было случиться.
— Господин Лариц! Вы опять здесь? — спросил Бирк.
Рабочий обратился к жене главного директора:
— Вы застрахованы? Нет, — сам себе ответил он на этот вопрос. — «Моя вдова ничего не получит», — сказал господин главный директор.
Рольф нетерпеливо спросил:
— Надеюсь, с главным директором ничего особенного не случилось?
— Нет, он отделался испугом, но это какое-то чудо, на которое никто уже и не рассчитывал. Картина была ужасная. Я тоже спасся только чудом, да ведь я был пьян. Господин главный инженер подхватил меня, а то бы я кувырком полетел с лесов. К сожалению, господин главный инженер все-таки попал в беду. Захворал — и надолго. Сколько процентов трудоспособности, господин главный инженер?
Рольф попросил Ларица не уклоняться от темы.
— Господин Лариц! Госпожа Шаттих желает знать, что случилось с ее мужем.
— Картина была жуткая. Господин главный директор поднимается на новый мост и приказывает нам всем очистить его. Мы сходим вниз, но нам велено отойти еще дальше. Человек шумит, кричит — словом, сам на себя не похож. Пьян? Нет, не сказал бы, скорее — спятил. Вдруг он бросается бежать, чем-то машет, я даже сначала подумал, что это мелькает его лысина. Но оказалось — другое. Эта штука упала, но лежит себе и не взорвалась. Мы потом проверили — нет, лежит, ничего не случилось. А господин главный директор все смотрит вниз: что будет? А потом — рухнул на землю. Я только хотел знать, господин главный инженер, почему он это сделал на нашем мосту? Он что-нибудь имел против нас?
— Мы с ним старые друзья, — сказал Бирк. — Он чувствовал себя очень несчастным и решил, что все кончено. Последние его мысли были о том, что нам вместе довелось пережить, и он хотел забрать с собой это пережитое, как тот мост, с которым он взлетит на воздух. — Он встал и помог встать со стула жене своего друга. — Милая госпожа Шаттих! Как это чудесно, что он жив. Примите его!
Для Норы это был уже решенный вопрос.
