Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023] - Элизабет Гаскелл
— А я и есть взрослая, — сказала Синтия. — Я была взрослой до того, как уехала. Я почти не выросла с тех пор — разве что, надеюсь, у меня прибавилось мудрости.
— Да, будем на это надеяться, — сказала миссис Гибсон весьма многозначительным тоном.
Вообще в их, казалось бы, обыденных речах явно чувствовались скрытые намеки. Когда все перешли в ярко освещенный уют гостиной, Молли погрузилась в созерцание красоты Синтии. Быть может, черты ее были неправильны, но из-за переменчивости выразительного лица никто не успевал этого заметить. Ее улыбка была — само совершенство, надутые губки — очаровательны. Вся игра лица сосредоточивалась в губах. Глаза были красивого разреза, но их выражение казалось почти неизменным. Цветом лица она походила на мать, но без тех оттенков кожи, что бывают у рыжеволосых, а ее удлиненные, серьезные, серые глаза окаймлены были темными ресницами, а не бесцветно-рыжеватыми, как у матери. Молли влюбилась в нее, так сказать, в один миг. Синтия сидела, отогревая руки и ноги, так спокойно и непринужденно, словно провела здесь всю свою жизнь, не уделяя особого внимания матери — которая все время пристально изучала то ее саму, то ее наряд — и серьезными, испытующими взглядами окидывая Молли и мистера Гибсона, словно пытаясь решить, насколько они ей понравятся.
— В столовой для тебя готов горячий завтрак, когда ты сама будешь к нему готова, — сказал мистер Гибсон. — По-моему, он тебе необходим после твоего ночного путешествия.
Он оглянулся на жену, мать Синтии, но та, по-видимому, была не склонна вновь покидать теплую комнату.
— Молли проводит тебя в твою комнату, дорогая, — сказала она. — Это рядом с ее комнатой, и ей надо раздеться. Я спущусь и посижу в столовой, пока ты будешь завтракать, но сейчас я, в самом деле, боюсь холода.
Синтия поднялась и вслед за Молли пошла наверх.
— Извини, что для тебя не затопили камин, — сказала Молли. — Должно быть, об этом не распорядились, а я, конечно, никаких приказаний не отдаю. Но горячая вода там есть.
— Постой минутку, — сказала Синтия, взяв Молли за обе руки и пристально глядя ей в лицо, но так, что этот изучающий взгляд не был неприятен. — Я думаю, ты мне будешь нравиться. Я так рада! Я боялась, что не будешь. Мы все в довольно неловком положении, правда? Однако мне нравится твой отец.
Молли не могла сдержать улыбку от того, как это было сказано. Синтия ответила на ее улыбку:
— Ах, тебе хорошо смеяться. Но я знаю, что со мной ладить нелегко. Мы с мамой не уживались, когда в последний раз обитали под одной крышей. А сейчас, пожалуйста, оставь меня на четверть часа. Мне больше ничего не надо.
Молли пошла в свою комнату ждать, когда нужно будет проводить Синтию в столовую. Не то чтобы в среднего размера доме трудно было найти дорогу. Новому человеку не пришлось бы долго гадать, как отыскать любую комнату. Но Синтия настолько покорила Молли, что ей хотелось всю себя посвятить служению новоприбывшей. С тех самых пор, как она услышала, что у нее может появиться сестра — (она называла ее сестрой, но была это «шотландская сестра» или не родственница вовсе, озадачивало большинство людей), — Молли позволяла своей фантазии подолгу задерживаться на мысли о приезде Синтии, и за то короткое время, что прошло с их встречи, бессознательная власть очарования Синтии установилась над ней. Есть люди, которые обладают такой властью. Разумеется, воздействует она только на податливых. Во всякой школе можно найти ученицу, которая привлекает к себе всех остальных и подчиняет их своему влиянию не в силу своих добродетелей, своей красоты, своей мягкости или своего ума, но в силу чего-то, что не поддается ни определению, ни обсуждению. Именно это «что-то» упоминается в старинных строках:
Люби во мне не грацию движений,
Не красоту лица и взгляда выражений.
Нет, и не сердца верность моего —
Все может время отнимать, губя.
И верная любовь исчезнет без следа,
Но ты люби меня, не зная — отчего.
И тот же повод будет у тебя,
Чтоб обожать меня вовеки, навсегда.
Женщина может обладать властью такого очарования не только над мужчинами, но и над представительницами своего пола, и этому очарованию нельзя подыскать определения, или, скорее, это настолько тонкое сочетание многих даров и свойств, что невозможно определить долю в нем каждого. Быть может, оно несовместимо с очень высокими принципами, поскольку суть его, по-видимому, заключается в тончайшем умении приспосабливаться к самым разнообразным людям и еще более разнообразным настроениям, «для всех делаясь всем». По крайней мере, Молли могла бы вскоре заметить, что Синтия не отличается строгостью нравственных правил, но окружающий ее ореол очарования сделал бы для Молли невозможной любую попытку пристально вникать в характер своей подруги или судить о нем, даже будь такие устремления хоть в малейшей степени свойственны ее собственному характеру.
Синтия была очень красива и так хорошо об этом знала, что давно перестала придавать значение этому факту; казалось, никто еще, обладая такой красотой, не осознавал ее столь мало. Молли постоянно наблюдала, как она движется по комнате свободным, величавым шагом вольного лесного зверя, словно под беспрерывно длящийся музыкальный звук. Платье ее — хотя теперь, в соответствии с нашими нынешними представлениями, оно считалось бы безобразным и уродующим — отвечало ее цвету лица и фигуре, а диктуемый модой фасон его был введен в должные границы ее превосходным вкусом. Оно было совсем недорогое, и перемен у нее было очень немного. Миссис Гибсон заявила, что она шокирована, обнаружив, что у Синтии всего четыре платья, тогда как она могла бы обзавестись гораздо большим количеством и привезти столько полезных французских выкроек, если бы только терпеливо дождалась материнского ответа на присланное ею письмо, в котором объявляла о своем возвращении с оказией, найденной для нее мадам Лефевр. Все эти речи Молли считала обидными для Синтии: они, как ей казалось, означали, что удовольствие увидеться с дочерью на две недели раньше после ее двухлетнего отсутствия было для матери меньше, чем то, которое она получила бы от пачки бумажных выкроек. Но Синтия, по всей видимости, не обращала никакого внимания на частые повторения этих мелких изъявлений неудовольствия. Надо заметить, она принимала многое из сказанного матерью с такого рода полным безразличием, что миссис Гибсон ее несколько побаивалась и бывала гораздо разговорчивее с Молли, чем со своей собственной дочерью. Что касается
