Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023] - Элизабет Гаскелл
— Дорогое мое дитя, она перестает нуждаться в ком бы то ни было! Ее земные чувства омертвели.
— Папа, это ужаснее всего. Я не могу вынести этого. Я не хочу этому верить. Она может больше ни разу не позвать меня, может совсем забыть обо мне, но я уверена — до самого конца она будет взглядом искать сквайра и своих детей. Прежде всего несчастного Осборна, потому что он в беде.
Мистер Гибсон покачал головой, но ничего не ответил. Минуту спустя он сказал:
— Мне не хочется увозить тебя, пока тебе хотя бы кажется, что ты еще можешь принести пользу или утешение той, которая всегда была так добра к тебе, но, если до пятницы она тебя не позовет, ты убедишься и готова будешь приехать домой?
— Если я приеду домой в пятницу, можно мне еще раз увидеть ее, даже если она меня не позовет? — спросила Молли.
— Да, конечно. Никакого шума, никаких шагов, но можешь войти и увидеть ее. Должен тебе сказать, я почти уверен, что она тебя не позовет.
— Но может быть, позовет, папа. Я приеду домой в пятницу, если она не позовет. Но я думаю, что позовет.
Молли осталась в доме, стараясь делать все, что может, для удобства его обитателей. Они выходили только к столу или по каким-нибудь неотложным делам и не находили времени, чтобы поговорить с ней, так что она вела одинокую жизнь в ожидании зова, который так и не пришел. Вечером того дня, когда произошел описанный выше разговор с Роджером, приехал Осборн. Он прошел прямо в гостиную, где Молли, сидя на ковре, читала при свете камина, так как ей не хотелось звонить, чтобы принесли свечи для нее одной. Осборн вошел так поспешно, что казалось — он сейчас споткнется и упадет. Молли поднялась с ковра. Прежде он ее не заметил. Сейчас, шагнув вперед, он взял ее за обе руки и подвел к яркому дрожащему пламени, напряженно всматриваясь в ее лицо:
— Как она? Вы скажете мне — вы должны знать правду! Я ехал день и ночь после того, как получил письмо вашего отца.
Прежде чем она смогла подобрать слова, он опустился в ближайшее кресло, прикрыв рукой глаза.
— Она очень больна, — сказала Молли. — Это вы знаете, но я не думаю, что она страдает от сильных болей. Она очень тосковала без вас.
Он простонал вслух:
— Отец запретил мне приезжать.
— Я знаю! — сказала Молли, стремясь опередить его упреки самому себе. — Ваш брат тоже был в отъезде. Я думаю, никто не сознавал, насколько тяжело она больна — она была так долго нездорова.
— Вы знаете… Да! Она вам о многом говорила — она очень полюбила вас. И Богу известно, как я любил ее. Если бы мне не было запрещено приезжать домой, я бы все ей рассказал. Мой отец знает о моем приезде?
— Да, — ответила Молли. — Я сказала ему, что папа послал за вами.
В эту самую минуту вошел сквайр. Он не слышал о приезде Осборна и искал Молли, чтобы попросить ее написать ему письмо.
Осборн не встал, когда вошел отец. Он был слишком изнурен, слишком подавлен, а также слишком отчужден от отца его гневными, подозрительными письмами. Если бы он в эту минуту поднялся ему навстречу с каким-нибудь проявлением чувства, все могло бы пойти иначе. Но он замешкался, и отец увидел его прежде, чем он произнес хоть слово. Все, что сказал сквайр, увидев сына, было:
— Вы здесь, сэр! — И, прервав указания, которые давал Молли, он стремительно вышел из комнаты.
Все это время сердце его тосковало по первенцу, но взаимная гордость удерживала их врозь. Однако сквайр тут же отправился к дворецкому и спросил у него, когда появился мистер Осборн, каким образом он приехал и накормили ли его — обедом или как-нибудь иначе — со времени приезда.
— А то я сейчас все забываю! — сказал бедный сквайр, поднося руку к голове. — Вот хоть убейте, не могу вспомнить, обедали мы или нет. Все эти долгие ночи, печаль, бессонница совершенно сбивают меня с толку.
— Может быть, сэр, вы пообедаете вместе с мистером Осборном? Миссис Морган как раз сейчас отсылает обед для него. А за обедом вы, сэр, только сели за стол, как подумали, что госпоже что-то нужно.
— Верно! Теперь вспомнил! Мне больше ничего не надо. Подайте мистеру Осборну вино по его выбору. Может быть, он может есть и пить. — И сквайр ушел наверх с ожесточенным, но и с опечаленным сердцем.
Когда внесли свечи, Молли была поражена переменой в Осборне. Он выглядел изможденным и усталым — быть может, от долгой дороги и беспокойства. И он вовсе не был сейчас таким элегантным джентльменом, каким видела его Молли в последний раз, когда он приходил с визитом к ее мачехе два месяца тому назад. Однако таким он нравился ей больше. Тон его замечаний был ей более приятен. Он держался проще, меньше стыдился показывать свои чувства. Он тепло и любовно расспрашивал о Роджере. Роджера дома не было — он уехал в Эшкомб по какому-то делу сквайра. Осборн с нетерпением ожидал его возвращения и, кончив обедать, беспокойно бродил по гостиной.
— Вы уверены, что сегодня я не смогу ее увидеть? — спросил он Молли в третий или четвертый раз.
— Никак не сможете. Если хотите, я еще раз поднимусь наверх. Но миссис Джонс, сиделка, которую прислал доктор Николс, очень решительная особа. Я поднималась туда, пока вы обедали, и миссис Хэмли тогда только что приняла свои капли, и ее ни в коем случае нельзя было беспокоить — показываться ей и уж тем более волновать ее.
Осборн, не переставая, ходил взад-вперед по длинной гостиной, разговаривая наполовину с самим собой, наполовину с Молли:
— Хоть бы Роджер поскорее приехал! Похоже, он единственный рад меня видеть. Отец все время живет наверху в комнатах матери, мисс Гибсон?
— Со времени ее последнего приступа. Мне кажется, он упрекает себя за то, что не встревожился раньше.
— Вы слышали все слова, что он сказал мне, — они не очень похожи на приветствие, не правда ли? А моя дорогая мать, которая всегда — виноват я был или нет… Роджер точно вернется сегодня?
— Совершенно точно.
— Вы ведь гостите здесь? Вы часто видите мою мать или эта всесильная сиделка вас тоже не допускает?
— Миссис Хэмли не посылала за мной уже три дня, а я хожу
