Десять вечеров - Сборник сказок
– Послушай, Хатикадзуки, кругом ни души, стесняться некого. Помой мне спину, прошу тебя.
Вспомнила девушка своё прошлое. Ей ли быть простой прислужницей в бане? Но как ослушаться приказа господина? Нехотя пришлось войти в баню.
Увидев девушку, Ондзоси подумал:
«Невелика, говорят, провинция Кавати, но женщин в ней много. Однако, сколько ни встречал я тамошних уроженок, ни одна из них не могла сравниться нежной прелестью с этой девушкой. Когда был я однажды в прекрасной нашей столице, видел я, как цветут вишнёвые сады возле храма Ниннадзи. Всегда там толпилось множество людей высокого звания, воинов, слуг и крестьян из соседних деревень; перед воротами храма был людный базар; но и там, среди всей этой толпы, не видел я ни одной девушки, подобной Хатикадзуки. Нет, нет, что б там ни было, а мне уж не найти в себе силы отказаться от неё».
И он воскликнул:
– Слушай, Хатикадзуки! Я полюбил тебя! Доверься мне. Наш союз будет так долговечен, как долго живут черепахи в заливе тысячелетних сосен. Отныне и навеки, Хатикадзуки, мы будем неразлучны, как соловей и слива в саду.
Но девушка не дала ответа. Ондзоси стал говорить снова:
– О, я ведь не река Тацута108. Прочна и никогда не порвётся парча моей любви. Сердце моё никогда не устанет любить тебя, если даже скажут твои уста «нет». Суровость твоя горька мне, но верю я: суровых гор камни – опора могучих сосен. Но кто знает, может быть, рука другого уже пробудила звуки в струнах забытой цитры. Если есть на свете такой счастливец, я погибну от мук неразделённой любви, но не буду роптать на тебя. Ответь же, ответь мне!
Как молодой конь, вскормленный в открытом поле, страшится, даже повинуясь любимому господину, войти в стремнину Имосэ – «Реки Супружеского счастья», так и Хатикадзуки медлила в нерешительности. Она застыдилась, услышав слова о другом счастливце.
– Порвались поющие струны, – наконец сказала она, – и никто не старается пробудить их к жизни. Печалюсь я в моей трудной доле о том, что безвременно умерла моя мать, а я ещё живу. Обречена я жить в этом грустном мире, и даже не смогла я надеть чёрной монашеской рясы. Вот о чём скорблю я день и ночь.
Услышав её слова, сайсё подумал: «О, это прямой отказ!» – и начал уговаривать девушку нежнее прежнего:
– Твоя правда! Твоя правда! Наша жизнь во власти многих карм109 и потому полна превратностей. Нет в ней ничего прочного. Забыв о том, что несчастье посылается нам в воздаяние за грехи в прежних рождениях, мы ропщем на богов и будд110. Вот и ты, быть может, в прежней своей жизни сломала на краю дороги ветку молодого дерева или, кто знает, разлучила влюблённых и надломила их жизнь. За это и терпишь. Ты осиротела совсем юной. Ложе твоё увлажнено рекою слёз. А я вот дожил до двадцати лет, но нет у меня ещё подруги жизни. Кладу своё изголовье111 там, где посетит меня сон, и томлюсь в печальном забытьи. Так, должно быть, случилось потому, что я был связан с тобой крепкими узами в прежнем рождении! Верно, не кончилось действие этой кармы. Вот ты и блуждала по земле, но всё же пришла наконец сюда, и кончились мои поиски. Много на свете красавиц, но если нет среди них твоей суженой, то ни одна не очарует глаз. Видно, ты суждена мне, раз я так сильно полюбил тебя с первого взгляда. С самого того часа, как покинула ты родной кров, до нашей сегодняшней встречи всё совершалось по велению судьбы. Это сулит нам счастье в будущем. Никогда, никогда не остынет наша любовь. Скорее изменится делёкий остров в океане – пристанище китов, или дикое поле, где прячется тигр, или морское дно на глубине в тысячу хиро112, скорее исчезнут пять путей Вселенной, по которым вечно блуждает всё сущее, шесть миров, четыре рождения113… Скорее рухнут скалистые утесы над рекой Имосэ!.. Пусть будем мы неразлучны до самого берега Нирваны114! – Такой крепкой клятвой поклялся юноша.
Хатикадзуки замерла в нерешимости, словно лодка, что не может сдвинуться с места в бурном потоке, как ни налегают гребцы на вёсла. Но такая сила любви жила в словах юноши, что невольно её сердце начало склоняться к нему.
«Ах, – думала она, – что будет со мною, если склонюсь я нынче ночью, словно бамбук под ветром? Пусть он даст мне столько клятвенных обетов, сколько узлов в стебле бамбука, но, как знать, будет ли прочен узел нашего союза? Не лучше ли мне уйти отсюда куда глаза глядят, пока никто не прочитал тайны, скрытой в глубинах моего сердца?» – И Хатикадзуки залилась слезами.
Сайсё стало жаль её.
– О зачем, Хатикадзуки, ты так печалишься? Когда мы свыкнемся друг с другом, я всё равно не позволю себе и тени небрежения к тебе. Жди меня, когда смеркнется, я приду.
Даже днём Ондзоси несколько раз навестил Хатикадзуки. Он принёс в её хижину изголовье из дерева, прочного, как союз верных сердец, и свою любимую флейту.
– Успокойся и не лей ты слёз, – сказал он, – пусть звуки флейты утешат тебя!
Девушка не знала, что ей делать, так сильно она застыдилась.
«Сердце человека меняется иногда несколько раз в течение одной только ночи, словно глубины реки Асука. Ах, была бы я такой, как другие люди! – думала она. – Тогда я могла бы любить, не требуя верности. Зачем я живу на свете? Как стыдно мне, что этот прекрасный юноша бросил на меня свой взгляд!» – Так плакала девушка, томясь стыдом и печалью.
Поглядев на неё, Ондзоси подумал в изумлении: «С чем сравню я тебя, Хатикадзуки? С нежным ароматом цветов горного персика или дикой сливы? С полной луной, появившейся в разрыве облаков? Ты словно тонкие нити ивы, когда ранней весной волнует их ветер, словно гвоздика в саду, бессильно склонившаяся под тяжестью росы. В смущенье опускаешь ты глаза, но как прелестно твоё лицо! Даже столь прославленные красавицы Ян Гуй-фэй115 и госпожа Ли116 не могли бы превзойти тебя очарованием своим!» И ещё он подумал:
«О, если б ты сняла чашу с головы и, не стыдясь, открыла бы своё прекрасное лицо! Тогда оно засияло бы, как луна пятнадцатой ночи, а не как ущербный месяц».
Когда же юноша вышел из лачужки возле бани, то ему стало так грустно на душе,
