Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн
Бирк только поглядел на него. Юноша закусил удила. Что ему ни говори, на скаку его не остановишь. Бирк и не пытался. Он сказал:
— Шаттих вне себя. Трудно предвидеть, на что он пойдет, лишь бы перехватить дело.
— Вплоть до преступления?
— Да ведь и ты, мальчик мой, готов на преступление, лишь бы разбогатеть. А для того, чтобы сохранить богатство, человек пойдет на преступление и подавно. Шаттих, как и все мы, терзается страхом перед завтрашним днем. А теперь он к тому же боится своей жены. Вот и прибавь одно к другому. Страх — источник большинства катастроф. Шаттих просто сам не свой, с тех пор как ввязался в это дело.
— Он был у тебя?
Бирк уклонился от ответа.
— А ты сам на кого стал похож? А Марго? Ее узнать нельзя!
Эмануэль насторожился: в голосе Бирка ему послышался упрек. Но нет, тот, казалось, просто повествовал о виденном.
— Только Инга осталась самой собой.
Эмануэль подался вперед всем туловищем.
— Я должен знать одно. Отец! Скажи мне хоть это! Она ведь была здесь, у тебя. Ты можешь поручиться, что она не побывала у Шаттиха?
— Если тебе это непременно нужно… — Но Бирк смотрел в сторону; он запнулся.
Эмануэль не отступался:
— Я все время куда-то мчусь, ничего не вижу и не слышу. А ты сидишь здесь и получаешь все сведения.
На лице Бирка, как ни странно, мелькнула улыбка. Прежде лицо тестя казалось Эмануэлю грустным той грустью, какая бывает только у стариков. Теперь Бирк улыбался каким-то своим мыслям. Непонятно!
— Где была Инга между одиннадцатью и тремя? — в отчаянии спросил Эмануэль.
Лицо Бирка снова стало серьезным.
— Она была у Шаттиха, — признался он.
Эмануэль навалился на спинку стула и сжал ладонями лоб. Бирк тронул его за плечо.
— Она иначе не могла, — и что бы с ней ни случилось, она тебя не предаст.
— Она предаст меня. Я уверен, — простонал юноша. — Ужасно!
— А если это тебе известно, почему ты все еще здесь? Но с Ингой все кончится так же, как с Эманом. Возможно, она уже готова была от тебя отказаться; но с тех пор как она побывала у Шаттиха, ты можешь на нее положиться. Самая прочная дружба — это дружба против воли, мой мальчик.
— Ужасно! — стонал Эмануэль. — Ведь в ней-то и был для меня смысл дела! Если бы мне пришлось выбирать что-нибудь одно: ее или дело, тогда — Инга! — Он заглушил звук этого имени, прижав к губам судорожно стиснутые кулаки.
Чувствуя, как к глазам у него подступают слезы, Бирк продолжал машинально гладить плечо юноши. Ни одному из них не пришло в голову, что они говорят о запретном и постыдном.
— Так брось же это дело! Ты еще можешь вернуть ее — она ведь одумается. А после — ты же знаешь Ингу — ее уж не вернешь!
— Выпустить дело из рук? — Он снова встал. — Ни за что! Тогда и она для меня потеряна. Ты не знаешь, сегодня я весь день гнался за ними обоими, — все гнался и гнался. И стоило мне подумать о деле, как передо мной вставала Инга. Инга и дело, — воскликнул он, словно осененный внезапной мыслью, — это же одно и то же. Я выиграю все — или ничего!
Бирк выдал себя непроизвольным жестом, говорившим, что он предполагает скорее второе. Но спохватился и сделал вид, будто мудрым советом можно помочь делу.
— Послушай, мальчик, если она вернется — никаких торжественных встреч. Инга этого терпеть не может. Чувствительностью не отличается. Она не из жалостливых, на это не рассчитывай. Избавь ее от нежностей, они ей ни к чему. Любимые женщины бывают и такие, нечего на этот счет заблуждаться. Давай трезво глядеть на вещи. По милости одного человека она однажды всю ночь просидела на лестнице, и это, кажется, было для нее хорошим уроком. Бедная Инга, — чуть слышно закончил отец.
Эмануэль решительно заявил:
— Я буду богат. Это всего надежней.
— Пожалуй, — сказал Бирк. — Ну, иди, машины с твоими друзьями ждут внизу.
— В моей машине действительно Эман, а какие еще машины? Откуда ты все знаешь? Отец, почему ты, собственно, не лежишь в постели? — Вдруг Эмануэлю бросилось в глаза многое, чего он прежде, поглощенный собственными делами, не замечал. — Ты одет? Ты собираешься уходить? Рольф тебя ни за что не пустит. Он сказал… — Эмануэль замялся и не сообщил, что же поведал ему Рольф. — Во всяком случае, выглядишь ты скверно. Нечего выкидывать штучки по ночам. Или ты собираешься поехать вместе со мной?.. Это дело другое. Едем! А те-то думают, что ты не сегодня-завтра отдашь богу душу. Когда они увидят, что ты целехонек, мы все выздоровеем.
— К сожалению, сейчас не могу. Но если понадобится, я всегда готов явиться…
— Тогда уж придется лететь на самолете.
— На самолете летит Шаттих. Но я, может быть, найду… Впрочем, это уже моя забота, есть и другие способы связаться… Итак — я буду там.
Это было сказано негромко, но тоном, исключавшим всякие расспросы. Эмануэль был озадачен, но настойчивая мысль о самом себе тут же отвлекла его от других забот.
— Я им в руки не дамся, обещаю тебе. Хотя бы даже Эман завлек меня в какое-нибудь разбойничье логово. Еще посмотрим — кто кого!
Он хлопнул себя по карману, оттопыренному предметом вполне определенных очертаний.
— Я готов на все!
— Вот этого не надо, — предостерег его Бирк, — от этого они только выиграют. Пусть все идет своим ходом, и враги твои выдохнутся сами собой. А употребишь силу — и только их подстегнешь. Ты разве этого не знаешь?
— Спокойной ночи, — сказал Эмануэль, — ты можешь обо всем поразмыслить в постели.
Эмануэль уже отворил дверь, когда снова раздался голос Бирка:
— Твой Эман доставит тебя к приятелю Шаттиха, господину Эгону фон Листу. Прежде чем полезть в карман, вспомни обо мне! Оглянись вокруг себя. Я буду там.
Оставшись один, Бирк подумал, что вот теперь мальчик ринулся в пустыню враждебного мира. Главному инженеру Бирку была знакома настоящая пустыня; в свое время он испытал, что значит быть отрезанным от всякой цивилизации. Запершись в самодельной хижине, он выдержал осаду туземцев. Изнуренный голодом, измученный болезнями, которые еще долго напоминали ему то бурное одиночество, он в один прекрасный день вернулся в лоно культуры. Да, культура существовала, — можно было лишь покинуть ее владения. «А теперь — где теперь надежные владения культуры? И вот мальчик выходит на дорогу жизни, как я когда-то вышел к дикарям!..»
Большая привязанность
