Избранные произведения - Пауль Хейзе
Тетя замолчала. Ее голова лежала на подушке, а черные глаза были неподвижно устремлены в потолок. Я спросил, не трудно ли ей рассказывать, и, может быть, она закончит в другой раз, когда будет лучше себя чувствовать.
— Нет, милый мальчик, — ответила она, — завтра мне не станет лучше. К тому же старые люди вообще хорошо себя чувствуют, когда вспоминают молодость. А сейчас подай мне, пожалуйста, флакончик с туалетного столика.
Я протянул тете хрустальный флакон с серебряной крышкой. Она смочила духами руки и поднесла их к лицу.
— Нос служит мне дольше других органов чувств, — улыбнулась она. — Язык слушается плохо, глаза и уши часто отказывают, лишь ароматы цветов да духи еще дарят некую радость.
Не выпуская флакона из рук, она перевела взгляд на кольцо.
— А теперь начинается история этого кольца. Я не рассказывала ее еще ни одной живой душе. Но ты должен выслушать, потому что ты, милое дитя, так похож на сестру Юльхен и пишешь замечательные стихи. Итак, будь внимателен и постарайся понять даже то, о чем я промолчу. Старой женщине нелегко открыть, что уже долгие годы хранилось в ее сердце, и, хотя то была слабость, забыть о ней невозможно.
Все случилось примерно двадцать один год тому назад, осенью, на первом, открывавшем сезон, балу в доме Бетманов.[78] Семейство Херц, разумеется, было приглашено и явилось в полном составе: мамочка Клархен и три дочери, младшей только минуло шестнадцать. Мои девочки походили на трех граций, и это сравнение я услышала в тот вечер не один раз.
Наши туалеты, как обычно, были весьма просты. Херц был против того, чтобы я с детьми особенно наряжалась, да и соперничать с богатыми семействами мы все равно не могли. Из украшений на мне были только жемчужные серьги и ожерелье, а на дочерях — лишь свежие цветы, правда, самые дорогие для того времени года. Девочки были в платьях из белого тюля, сшитых по последней моде, а я надела бальное платье персикового цвета, с большим декольте, как тогда носили, и приколола к волосам аграф из перьев. Я знала, что наряд мне очень идет, однако старалась держаться в тени, чтобы мои девочки могли сверкать еще ярче.
Появившись в зале, они действительно произвели сенсацию, и весь вечер у них не было недостатка в кавалерах. А я общалась с двумя пожилыми дамами, беспрестанно говорившими комплименты мне и дочкам. Вскоре собеседницы мне наскучили, и я с открытыми глазами погрузилась в полудрему, и танцующие пары проносились передо мной словно тени.
Но вдруг, в перерыве между танцами, из этого полусна меня вывел знакомый голос графа Фенелона, который представлял мне своего друга, виконта Гастона де*** — позволь мне скрыть его аристократическую фамилию, — прибывшего накануне во Франкфурт в качестве атташе при французском посольстве.
Несколько смущенная, я широко открыла глаза и увидела перед собой молодого человека, походившего на героя сказочного сна. Никогда прежде я не видела такое прекрасное тонкое лицо с нежными, словно у девушки, чертами, но с очень серьезными и страстными глазами, к тому же юноша был безукоризненно сложен и великолепно одет. Однако я не хочу его описывать. Ты все равно не сможешь представить себе этого человека.
А его голос, проникавший в самое сердце! Он звучал вовсе не вкрадчиво, а просто и бесхитростно, но это был такой отточенный и изысканный французский, на котором говорят в лучших парижских салонах.
Мое потрясение было столь велико, что я даже не смогла показать свою светскость, которой всегда гордилась. А когда это поняла, то стала и вовсе неловкой, а мой французский превратился в какое-то невнятное бормотание. «Когда же он наконец отойдет? — переживала я. — Что он сейчас обо мне думает? Наверное, смеется про себя!»
Однако не было похоже, чтобы виконт находил во мне что-нибудь смешное. Напротив, он развлекал меня остроумной беседой, а когда обе дамы наконец ушли, попросил позволения сесть рядом. Фенелон попрощался, прошептав ему что-то напоследок. Мне показалось, будто я расслышала слова: «Ей уже сорок лет!» На это виконт, тоже по-французски, нарочито громко ответил: «И все же она очаровательней дочерей!» Его слова прозвучали так искренне, что это лишь усилило мое замешательство.
Музыка вновь заиграла. «Вы не в праве пренебрегать своими обязанностями перед девушками ради какой-то стареющей дамы», — заметила я. Но виконт ответил, что на этот раз охотно примирится со своей долей, поскольку в тридцать лет он не будет весь вечер кружиться по залу, а если я позволю, то он почтет за честь сопроводить меня к столу.
Сколь охотно я это позволила, ты можешь догадаться.
Уже давно минули те времена, когда кто-то серьезно за мной ухаживал, молодость моя была далеко позади, но теперь она будто возвращалась. Я совершенно не думала, что у меня взрослые дочери и я не могу надеяться на ухаживание — тем более на такое! Все было словно в сказке!
Однако я совсем не знала этого человека. «Он же на десять лет младше, — говорила я себе. — Это лишь случайная прихоть, столь серьезно изображать из себя поклонника сорокалетней женщины. Возможно, все задумано, чтобы отомстить какой-нибудь даме, обидевшей его. Завтра он уже меня не вспомнит!»
Ну и что! Тот вечер был восхитителен, и я наслаждалась, немало не заботясь о том, что все может обернуться сном. Впервые в жизни я узнала, что значит влюбиться, причем влюбиться с первого взгляда, что мне всегда казалось выдумкой. Я узнала также, что любовь по-настоящему ослепляет. Во время ужина и потом, когда он постоянно оставался рядом со мной, я меньше всего думала, что скажут о нашем затянувшемся тет-а-тет посреди шумного общества. Только на пути домой, когда дочери принялись подшучивать над моим новым почитателем, я немного пришла в себя.
Херца не было на балу. Он там обычно скучал, а поскольку и мне не доставляла особенного удовольствия роль «мамы на балу», то мы обычно сопровождали детей поочередно.
В ту ночь я почти не спала. У меня кружилась голова от переполнявшей меня радости. Так, должно быть, чувствует себя девочка после первого бала, когда кто-то впервые тронул ее сердце.
Виконт просил меня представить его Херцу. Я и не надеялась, что он быстро воспользуется моим разрешением. Однако он пришел на следующий же вечер, когда у нас собралось небольшое общество, и вел себя столь галантно по отношению к Херцу, что у того сложилось о виконте самое лучшее мнение, и он
