Избранные произведения - Пауль Хейзе
Одна полузабытая история была связана с этим садом. Его купил некий благородный господин — иные говорили, что это был священник, — и построил там домик для возлюбленной, украсив его со всей пышностью летних резиденций эпохи рококо. Блаженство их продолжалось недолго. Хотя красотка и мнила себя надежно укрытой от всего света, но то ли супруг, то ли брат отыскал убежище несчастной и выстрелом из пистолета отомстил за оскорбленную честь. С тех пор дом был необитаем. Поговаривали, будто там водятся призраки. Владелец отдал ключи на хранение одному незнатному горожанину с условием, что тот не будет пускать в дом любопытных. Прошли годы. Страшные события во Франции и ужасы войны заставили горожан позабыть о привидении по соседству. Но зловещий дух по-прежнему царил над опустелым домом. И даже после кровопролитных сражений, когда, казалось, люди перестали бояться смерти, не нашлось желающих купить живописный сад и поспорить с мышами и молью за владение домом.
Тем сильнее было изумление горожан, когда по Аугсбургу вдруг разнеслась новость, что проклятый дом вновь обитаем. Более того, там поселились прелестная девушка и женщина в летах, которая представлялась ее камеристкой, экономкой, поварихой и садовницей. Кроме нанятой в Аугсбурге девочки, которая ежедневно бегала с корзинкой к булочнику и мяснику и исполняла разные мелкие поручения, в загадочный дом не входил ни один человек. Пожилой хранитель ключей в ответ на многочисленные расспросы рассказал лишь о том, как к нему пришла женщина, пожелавшая снять дом с садом. Растерявшись от столь немыслимого предложения, он обратился к завещанию владельца, и оказалось, что за умеренную плату подобная сделка возможна. Итак, однажды утром перед воротами остановился скромный экипаж, кучер выгрузил из него небольшой чемодан и несколько коробок, и женщины поселились в доме, который, несмотря на долгую заброшенность, оказался вполне пригоден для жилья.
На вопрос хранителя ключей, что ему говорить о жильцах хозяевам дома, девушка так пристально посмотрела на него, что старик даже смутился. Затем на хорошем немецком, но с легким иностранным акцентом, ответила, что ее зовут мадемуазель Жоринда ля Эн,[68] и она намерена некоторое время пожить в Аугсбурге.
Разумеется, после таких слов любопытство, охватившее поначалу молодежь, переросло в настоящую лихорадку, и по обычно безлюдной части городского вала теперь целыми днями разгуливали все, кому не лень. Да и по ночам возле решетчатых ворот можно было увидеть юношей из уважаемых семейств, никогда не имевших славы полуночных гуляк. Они всматривались сквозь решетку в сад, а, если вокруг не было ни души, кое-кто пытался даже забраться на хрупкую стену, чтобы проникнуть взглядом за тисовую ограду. А все любители песен и игры на гитаре словно сговорились практиковаться в своем искусстве перед таинственным садом. Стояло лето, ночи были теплые, наполненные ароматом только что распустившегося жасмина, и тот, кто не разбирал слов песен, вполне мог вообразить себя в Италии.
Однако все усилия молодых людей оставались напрасны, и вскоре даже самые легкомысленные решили, что, пожалуй, неразумно лишаться сна ради невидимой красавицы. Вдруг в одно прекрасное воскресное утро, когда после церковной службы по валу прогуливались принаряженные горожане и как обычно фланировала молодежь, калитка в воротах отворилась, и в сопровождении служанки вышла загадочная незнакомка. Ее появление, то спокойствие, с каким она пересекла солнечную улицу между своим садом и тенистым валом, было столь удивительно, что праздная публика внезапно замерла. Молодые люди и почтенные седовласые господа, ворчавшие раньше, что с таинственной мадемуазель наверняка, мол, не все в порядке, как и с прошлой обитательницей этого подозрительного дома, теперь уставились на нее с разинутыми ртами. Девушка была одета в черное летнее платье с высоким, по моде, поясом под грудью, что подчеркивало ее изящное сложение, на плечи была наброшена тонкая красная шаль. Высокая соломенная шляпа не могла скрыть густых черных волос, а длинный локон падал на грудь и прелестно трепетал под летним ветерком. Единственное, в чем незнакомка отступала от моды — это алые сафьяновые домашние туфельки на низких каблуках. Ее манера держаться была безупречной. Будто не замечая толпы зевак, она время от времени приветливо обращалась к шедшей рядом служанке в добротном сером платье и большом белом чепце. Порядком истомившееся людское любопытство было наконец вознаграждено сполна. Пока девушка проходила мимо замерших горожан, со всех сторон раздавались возгласы восхищения, люди шепотом говорили, что видели таких красавиц только на картинах. Даже старики, в чьих жилах уже давно перестала бурлить кровь, преобразились. Они наперебой хвалили ее грациозную осанку, безукоризненный вкус и то скромное величие, с которым она без тени смущения шла сквозь толпу. Само собой разумеется, что юноши были тем более покорены незнакомкой и с жаром принялись обсуждать ее неожиданное появление.
Сама Жоринда будто не замечала ничего вокруг. Поднявшись на вал, она спокойно шла вдоль широкого рва, отделявшего вал от городской стены. Увидев в тинистой воде рва утиные домики и качавшихся на волнах птенцов, девушка остановилась, вынула из сумочки хлеб и стала крошить его. Утки с утятами немедленно устремились наперегонки к ней, хватая редкий корм. Было видно, что это занятие доставляло Жоринде явное удовольствие. Когда же хлеб кончился, она помахала птицам очаровательной ручкой, наполовину спрятанной в черную шелковую перчатку, вновь набросила на плечи спустившуюся шаль и невозмутимо пошла обратно к своему саду сквозь толпу зрителей.
Вскоре она исчезла за железными воротами, которые старая служанка старательно заперла большим ржавым ключом.
С этого дня чужеземная мадемуазель, как называли ее пожилые люди, или, для молодежи, прекрасная Жоринда, в течение многих недель оказалась главной темой разговоров в городе. Дочери из хороших семей поддерживали эти разговоры с затаенным раздражением, то и дело грозившим перерасти в открытую злость. Их родители, поначалу недовольные лишь тем, что приезжая не ходит в церковь, постепенно тоже прониклись к ней враждебными чувствами. Вскоре они уже считали красавицу крайне опасной особой и обдумывали способы, как бы изгнать ее из города. И все потому, что молодые люди Аугсбурга все больше и больше попадали во власть странных чар обитательницы проклятого дома.
Теперь Жоринда ежедневно в одно и то же время выходила на прогулку, обычно со служанкой, но иногда и одна. Она всегда была в черном платье, с красной шалью, в соломенной шляпке и сафьяновых туфельках и не носила никаких украшений, кроме красного кораллового крестика на черной бархотке, что подчеркивало белизну ее шеи и груди. В корзинке девушка регулярно приносила
