Бэзил и Джозефина - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Он опять стал мерить шагами улицу и в какой-то миг, окинув взглядом примыкающий к театру проезд, увидел вывеску: «Служебный вход». У него появился шанс поглазеть на выходящих актеров.
Бэзил выжидал. Навстречу ему ручейком текли женщины, но в ту пору Система Звезд еще не достигла своего апогея, а потому он решил, что эти невзрачные создания в лучшем случае гардеробщицы. Внезапно среди них возникла девушка под руку с молодым человеком, и Бэзил отскочил в сторону, будто испугался, что его узнают, а потом бросился назад, задыхаясь, как от сердечного приступа: это была Она – хрупкая лучезарная красавица девятнадцати лет, а рядом с нею шагал Тед Фэй.
Рука об руку они прошли мимо; Бэзил невольно последовал за ними. Девичья головка склонялась к Теду Фэю, что придавало этой эффектной паре интимный вид. Перейдя на другую сторону Бродвея, они свернули к отелю «Никербокер», и Бэзил, по-прежнему державшийся шагов на двадцать позади, успел заметить, как они вошли в чайный салон, вытянутый вдоль фасада. Официант усадил их за столик для двоих, принял заказ, и они, оставшись наедине, пылко потянулись друг к другу. На глазах у Бэзила Тед Фэй сжал ее пальцы, обтянутые перчаткой.
Чайный салон был отгорожен только шеренгой елочек в кадках. Бэзил прошелся вдоль этого ряда и занял кресло, ближайшее к столику Теда Фэя.
Девушка говорила тихо, с запинкой, совсем не так уверенно, как на сцене, и очень грустно:
– Да, Тед, конечно, да.
На протяжении всего их долгого разговора она не раз повторила: «Да, Тед, конечно, да» – и еще «Это не так, Тед». Слов Теда Бэзил не слышал.
– …Говорит, через месяц и отсрочек больше не потерпит… В каком-то смысле да, Тед. Это трудно объяснить, но он так много делает для нас с мамой… Зачем себя обманывать?
– …
– …Это беспроигрышная роль, он мог поручить ее любой актрисе и сделать из нее знаменитость… Он необыкновенно заботлив. Я ему многим обязана.
От волнения у Бэзила обострился слух; Тед Фэй произнес:
– А еще говоришь, что любишь меня.
– Пойми, год назад, даже больше, я пообещала выйти за него замуж.
– Так открой ему правду – что полюбила меня. Попроси, чтобы он тебя освободил.
– Это тебе не оперетта, Тед.
– Так нечестно, – горько сказал он.
– Прости, Тед, милый, дорогой, но от таких разговоров я сойду с ума. Ты меня измучил.
– Я в любом случае уеду из Нью-Хейвена[13].
– Никуда ты не уедешь. Ты останешься, а весной начнешь играть в бейсбол. В самом деле, для этих ребят ты кумир! А если вдруг…
Он коротко засмеялся:
– Кто бы говорил о кумирах!
– А что такого? Я связана обязательствами перед Бельцманом; тебе надо принять то, с чем я уже смирилась: нам не суждено быть вместе.
– Джерри! Ты не ведаешь, что творишь! Всю жизнь я буду слышать этот вальс…
Бэзил встал со своего кресла и заспешил к выходу. Его обуревали эмоции. Он слышал немного, а понял еще меньше, но, исподволь заглянув в частную жизнь этих двоих (у чьих ног лежал весь охваченный его скромным опытом мир), он понял, что всем и каждому приходится бороться, и борьба эта, порой грандиозная со стороны, всегда оказывается тяжелой, на удивление примитивной и немного скучной.
Их жизнь на этом не кончалась. Тед Фэй вернется в Йель, поставит на комод ее фотографию в рамочке, а весной начнет бегать между базами, выполнять броски через все поле и набирать очки… в восемь тридцать вечера будет подниматься занавес, но Она лишится чего-то теплого и юного, что было в ее жизни, – вот, к примеру, сейчас.
На улице стемнело, и Бродвей полыхал, как лесной пожар; Бэзил нога за ногу двигался на самый яркий свет. Он смотрел вверх, на пересечения огромных огненных плоскостей, с неизъяснимым ощущением одобрения и владычества. Теперь он мог бы видеть это часто, поверять свое неуемное сердце пульсом еще более неуемной нации… приезжать сюда всякий раз, когда сумеет вырваться из школы.
Но нынче все переменилось – он уезжал в Европу. Бэзил вдруг понял, что никуда не поедет. Он не мог сломать свою судьбу только ради того, чтобы избавить себя от пары месяцев боли. Покорение череды разных миров – школы, колледжа, Нью-Йорка – да, именно это было его мечтой, пронесенной от детства до юности, а он почему-то решил ей изменить в угоду горстке ровесников и позорно спрятаться в темном закоулке. Он задрожал, как выбегающий из воды щенок, и тотчас же вспомнил про мистера Руни!
Через несколько минут он вошел в бар и под любопытным взглядом буфетчика направился туда, где, сидя за столиком, спал мистер Руни. Бэзил потряс его за плечо – сначала осторожно, потом решительно. Мистер Руни зашевелился и начал изучать Бэзила.
– Взяться за ум, – сонно бормотал он. – Взяться за ум, а меня не трогать.
– Я уже, – сказал Бэзил. – Честное слово, я уже взялся за ум, мистер Руни. Пойдемте к умывальнику, почистимся, а в поезде вы сможете еще поспать, мистер Руни. Вставайте, мистер Руни, ну пожалуйста…
V
Время тянулось долго и мучительно. В декабре Бэзил опять получил взыскание и оставался под домашним арестом до весны. Избалованный матерью, он не привык методично работать, а исправить эту ошибку едва ли могла какая-нибудь сила, кроме самой жизни, но он раз за разом начинал все сначала, терпел крах и начинал сызнова.
После Рождества он подружился с парнем по фамилии Мейплвуд, но они поссорились из-за пустяка; в течение зимнего семестра, когда школа для мальчиков замыкается сама на себе и лишь в спортзалах отчасти дает выход своей природной жестокости, Бэзила постоянно шпыняли и третировали за придуманные и непридуманные грехи, и он большей частью слонялся в одиночестве. Но если посмотреть с другого бока, был ведь Тед Фэй, была патефонная пластинка «Роза ночи»… «Когда я буду слышать этот вальс»… и еще были огни Нью-Йорка, и планы действий на футбольном поле, начиная прямо с осени, и гламурный мираж Йеля, и обещание весны, что витало в воздухе.
Толстый Гаспар и еще несколько ребят стали относиться к нему по-человечески. Как-то раз они с Толстым случайно возвращались вместе из городка и разговорились об актрисах; впоследствии у Бэзила хватило ума не вспоминать тот разговор. Мелюзга вдруг решила, что он стоящий парень, а один из учителей, который раньше его не переваривал, положил руку ему на плечо, идя на урок. Со временем они все
