Кнут Гамсун - Бенони (пер. Ганзен)

У Бенони сразу отлегло на сердцѣ, и онъ принялся тараторить:

— Это я непремѣнно сдѣлаю. Сегодня же вечеромъ, въ шесть часовъ.

— Скажи Макку отъ меня, что песецъ теперь въ цѣнѣ отъ восьми до десяти спецій-далеровъ.

А Бенони на радостяхъ опять затараторилъ: — Десять спецій-далеровъ? Скажите — двадцать! Вамъ не зачѣмъ отдавать ихъ за безцѣнокъ; съ какой стати?

— И потомъ принесешь мнѣ деньги, Бенони.

— Съ первой же почтой. Провалиться мнѣ грѣш… Принесу и выложу чистоганомъ вамъ на столъ.

Переваливая черезъ гору домой, Бенонк не чувствовалъ ни голода, ни усталости, — такъ онъ былъ доволенъ собой и жизнью.

Шутка-ли, самъ пасторъ началъ пользоваться его услугами; такъ сказать — включилъ его въ свой семейный кругъ! Когда-нибудь и фрокенъ Роза сдѣлаетъ еще шагъ къ нему.

Въ самомъ дѣлѣ, онъ получилъ за шкурки по десяти далеровъ и доставилъ деньги въ цѣлости. Но пастора на этотъ разъ не было дома; Бенони засталъ одну пасторшу, и пришлось ему отсчитать бумажки ей. Его угостили за хлопоты кофеемъ и прибавили еще на чаёкъ.

Бенони вернулся къ себѣ домой; голова у него такъ и работала. Пора было фрёкенъ Розѣ рѣшиться на что-нибудь! Дѣло шло къ веснѣ; откладывать не время.

И онъ сѣлъ за письмо пасторской дочкѣ. Вышло хорошо. Въ концѣ-концовъ онъ напрямикъ просилъ ее не погнушаться имъ окончательно. И подписался: «съ глубочайшимъ почтеніемъ Бенони Гартвигсенъ, понятой».

Онъ самъ отнесъ письмо…

Но жизнь перестала баловать Бенони. Его похвальбы и безсовѣстныя выдумки за рождественской чаркой дошлитаки до сосѣдняго прихода и до самой пасторской дочки. Настали черные дни.

Пасторъ опять вызвалъ Бенони. Бенони разодѣлся, какъ у него вошло за послѣднее время въ привычку: въ двѣ куртки, одну поверхъ другой, чтобы можно было распахнуть верхнюю. н рубашку надѣлъ самую лучшую ситцевую.

«Вотъ и отвѣтъ на мое письмо», подумалъ онъ. «Пасторъ хочетъ знать мои намѣренія; онъ правъ; мало ли на свѣтѣ негодныхъ соблазнителей и обманщиковъ; только я-то не таковскій!»

Все-таки у него щемило сердце. Добравшись до пасторскаго дома, онъ и зашелъ сперва на кухню поразвѣдать; авось, по лицамъ, узнаетъ кое-что.

— Пасторъ хочетъ поговорить съ тобой, — сказали дѣвушки.

Ну, да бояться ему все-таки нечего; самое большее — получитъ отказъ. А отъ этого онъ самъ хуже не станетъ. Да и не такъ ужъ онъ гонится за пасторской дочкой!

— Ладно, — отвѣтилъ онъ дѣвушкамъ и выпрямился. — Пойду къ пастору. — И онъ откинулъ назадъ свою гриву, — волосы у него были густые, лохматые.

«Вѣрно, попросту попроситъ меня опять услужить», — думалъ онъ, шагая въ контору.

Пасторъ и его дочка были тамъ, когда Бенони вошелъ. На поклонъ его никто не отвѣтилъ. Пасторъ только протянулъ ему бумагу и сказалъ:

— Читай!

Затѣмъ пасторъ принялся шагать по комнатѣ. Роза между тѣмъ стояла, выпрямясь, у стола, — высокая и словно нѣмая.

Бенони сталъ читать. Это было заявленіе Бенони Гартвигсена о томъ, что онъ, распространявшій позорящія честь выдумки о себѣ и фрёкенъ Розѣ Барфодъ, симъ публично отрекается отъ нихъ и объявляетъ все это наглою ложью.

Бенони дали достаточно времени на чтеніе. Наконецъ, пасторъ, раздраженный его долгимъ молчаніемъ и видомъ его все сильнѣе и сильнѣе трясущихся рукъ, спросилъ:- Все еще не прочелъ?

— Прочелъ, — глухо отвѣтилъ Бенони.

— Что скажешь на это?

Бенони пробормоталъ, запинаясь:- Видно, ужъ такъ. Что подѣлаешь?.. — И покрутилъ головой.

А пасторъ сказалъ:- Садись и подпиши заявленіе.

Бенони положилъ шапку на полъ; весь съежась, подошелъ къ столу и подписался, не забывъ обычнаго длиннаго росчерка.

— Теперь эта бумага будетъ отослана ленеману твоего прихода для прочтенія народу съ церковнаго холма, — сказалъ пасторъ.

Голова у Бенони стала такая тяжелая, словно налитая свинцомъ, и онъ только проговорилъ: — Видно, ужъ такъ.

Роза все это время стояла у стола, — высокая, словно нѣмая…

Жизнь перестала баловать! Вѣяло весною. Вороны уже начали таскать сухія вѣтки въ гнѣзда; но гдѣ радость и пѣсни, гдѣ улыбки и вся прелесть жизни? И что за дѣло теперь Бенони до богатаго улова сельдей? У него были небольшія доли въ трехъ неводахъ, захватившихъ косяки сельдей, и онъ уже такъ живо представлялъ себѣ, какъ это пригодится ему съ Розой… Какой жалкій дуракъ онъ былъ!

Съ горя онъ на цѣлыя сутки залегъ въ постель и только глядѣлъ, какъ входила и выходила его старая работница. Когда она спрашивала его — не боленъ ли онъ, Бенони говорилъ: да, боленъ, а когда она спрашивала — не лучше ли ему, онъ соглашался и съ этимъ: да, лучше.

Пролежалъ онъ и еще день. Пришла суббота, и явился разсыльный съ пакетомъ отъ ленемана.

Работница подошла къ его постели: — Пришли отъ ленемана съ пакетомъ.

Бенони отвѣтилъ:- Хорошо. Положи пакетъ тамъ.

«Это объявленія, которыя надо будетъ прочесть завтра утромъ», подумалъ Бенони. Пролежалъ еще съ часъ, потомъ вдругъ вскочилъ и вскрылъ пакетъ: аукціоны… сбѣжавшіе арестанты… налоги… и — его собственное заявленіе, Бенони обѣими руками схватился за голову.

Такъ ему самому придется завтра утромъ прочесть это съ церковнаго холма, объявить во всеуслышаніе о собственномъ позорѣ!

Онъ стиснулъ зубы и сказалъ себѣ:- Да, да, Бенони!

Но, когда завтрашнее утро настало, да еще такое солнечное, онъ не прочелъ своего собственнаго заявленія. Онъ прочелъ все остальное, только не это, — солнце, солнце свѣтило слишкомъ ярко, и сотни глазъ впивались ему въ лицо!

Онъ собрался домой въ подавленномъ настроеніи, отказался отъ всякой компаніи и направилъ свой путь черезъ лѣсъ и болото, чтобы побыть одному. Увы, въ послѣдній разъ довелось Бенони отказаться отъ предложенной компаніи, — больше его не удостаивали такой чести.

Скоро открылось, что Бенони утаилъ бумагу. Въ слѣдующее воскресенье ленеманъ надѣлъ фуражку съ золотымъ кантомъ и самъ прочелъ заявленіе въ присутствіи массы народа.

Дѣло было неслыханное въ приходѣ, и въ воздухѣ гулъ стоялъ отъ разговоровъ — отъ берега до самыхъ скалъ. Бенони палъ; онъ снялъ съ себя и сумку со львомъ, отнеся почту въ послѣдній разъ. Теперь онъ ни къ чему больше не годился на Божьемъ свѣтѣ.

Цѣлую недѣлю бродилъ онъ подлѣ своего дома и все думалъ и тужилъ. Вечеромъ пришелъ «нотбасъ» — староста неводной артели — и выложилъ Бенони его долю. — Спасибо, — сказалъ Бенони. На слѣдующій день вечеромъ пришелъ другой нотбасъ Норумъ, который захватилъ большой косякъ сельдей въ бухтѣ противъ самаго дома Бенони. Отъ него Бенони получилъ за свои три небольшія доли въ неводѣ, да крупную береговую долю, какъ хозяинъ берега. — Спасибо, — сказалъ Бенони. Ему было все равно; онъ ни на что теперь не годился.

III

Сирилундскій владѣлецъ, торговецъ Маккъ хотѣлъ — дѣлалъ человѣку добро, хотѣлъ — зло; у него были на то средства. И душа у него была не то черная, не то бѣлая. Онъ походилъ на своего брата, Макка Розенгорскаго, тѣмъ, что могъ сдѣлать все, что угодно; но иногда и превосходилъ его въ томъ, чего не слѣдовало дѣлать.

И вотъ, Маккъ послалъ за Бенони, — чтобы сейчасъ же явился въ Сирилундъ.

Бенони пошелъ съ посланнымъ; а это былъ не кто-нибудь, но одинъ изъ лавочныхъ молодцовъ Макка.

Боясь теперь всего на свѣтѣ, Бенони уныло спросилъ:- Что ему нужно отъ меня? Каковъ онъ съ виду, сердитъ?

— Не сумѣю тебѣ сказать, что ему отъ тебя нужно, — отвѣтилъ молодецъ.

— Ну, пойду ужъ съ Богомъ! — мрачно заключилъ Бенони.

Очутившись передъ дверями Макковой конторы, онъ почувствовалъ себя еще болѣе приниженнымъ и жалкимъ, и такъ долго стоялъ тамъ, откашливаясь и оправляясь, что Маккъ услыхалъ и вдругъ самъ распахнулъ дверь.

— Ну, входи, — сказалъ Маккъ. И никто бы не догадался по его лицу, хочетъ онъ поднять или уничтожить Бенони.

— Ты дурно поступилъ, — заговорилъ опять Маккъ.

— Да, — отозвался Венони.

— Но и другіе поступали не лучше, — продолжалъ Маккъ и зашагалъ по комнатѣ. Потомъ остановился и сталъ глядѣть въ окно. Наконецъ, повернулся и спросилъ:- Ты въ послѣднее время зашибъ деньгу?

— Да, — оказалъ Бенони.

— Что же ты думаешь предпринять?

— Не знаю. Мнѣ ничего не нужно.

— Тебѣ слѣдуетъ заняться скупкой и раздѣлкой сельдей, — сказалъ Маккъ. — За ними нынче не далеко ходить, — у самыхъ дверей своихъ найдешь. Скупай и соли, насколько капиталу хватитъ, а потомъ отправишь на югъ. Боченки и соль возьмешь, коли хочешь, у меня.

Бенони не сразу заговорилъ, и Маккъ спросилъ напрямикъ:- Ну, завтра же за дѣло?

— Какъ прикажете, — отвѣтилъ Бенони.

Маккъ снова подошелъ къ окну и остановился тамъ спиной къ Бенони; вѣрно, обдумывалъ что-то. Голова этотъ Маккъ! Бенони успѣлъ придти въ себя и тоже началъ думать. Въ дѣлахъ Маккъ сущій дьяволъ, и душа у него, пожалуй, скорѣе черная, чѣмъ бѣлая. Бенони зналъ, что Макку принадлежитъ хозяйская доля въ большомъ неводѣ, захватившемъ сельдь противъ дома Бенони. Вотъ ему и хочется сбыть товаръ, расторговаться! Время было уже позднее, и сельди угрожала рыбья ржа — «отъ». А заодно поубавится у Макка и огромный запасъ боченковъ и соли.