Кнут Гамсун - Роза (пер. Ганзен)
Особы, ради которой мы собственно пошли въ лавку, мы, однако, тамъ не встрѣтили. Когда я запасся гвоздями, Гартвигсенъ спросилъ:- А штифтикокъ вамъ развѣ не нужно для картинъ?
— Да, для рамокъ.
— Пожалуй, и еще что понадобится для рамокъ? Вы не торопитесь, сообразите.
Я смекнулъ, что ему хочется протянуть время, и сталъ набирать всякихъ мелочей. Гартвигсенъ тѣмъ временемъ стоялъ, посматривая на дверь. Наконецъ, онъ оставилъ меня и отправился въ контору. Такъ какъ онъ былъ совладѣлецъ Макка, да къ тому же богачъ, то и вошелъ въ контору, даже не постучавшись; но кромѣ него, пожалуй, никто другой не позволялъ себѣ этого.
Пока же я стоялъ у прилавка, вошла та, кого мы искали. Она, вѣрно, увидала, какъ прошелъ Гартвигсенъ, и хотѣла повидаться съ нимъ. Проходя по лавкѣ, она взглянула мнѣ прямо въ глаза, и щеки у меня такъ и запылали. Она прошла за прилавокъ и стала искать что-то на полкахъ. Она была такая высокая, статная и такъ бережно перебирала руками товары, лежавшіе на полкахъ. Я долго смотрѣлъ на нее. Въ ней было что-то, напоминавшее молодую мать.
Только бы Гартвигсенъ поскорѣе вышелъ изъ конторы, — подумалъ я. А онъ какъ разъ и вышелъ и поздоровался съ Розой. Особеннаго волненія не было замѣтно ни у него, ни у нея, даромъ что они когда-то были женихомъ и невѣстой. Онъ такъ спокойно подалъ ей руку, и она не покраснѣла, не смутилась отъ этой встрѣчи.
— Опять въ нашихъ краяхъ? — спросилъ онъ.
— Да, — отвѣтила она.
Она снова повернулась къ полкамъ и продолжала искать что-то. Наступило молчаніе. Затѣмъ она сказала, не глядя на него:
— Я не для себя тутъ роюсь; кое-что нужно для дома.
— Вотъ какъ?
— Да, да; я опять тутъ распоряжаюсь за прилавкомъ, какъ въ старину. Но я не украду ничего.
— Вы шутите, — сказалъ онъ, задѣтый.
Я подумалъ: на мѣстѣ Гартвигсена я бы не сталъ тутъ торчать. А онъ все стоялъ. Видно, внутри у него все-таки еще шевелилось что-то, разъ онъ сразу не сорвался съ мѣста и не ушелъ. Но тогда почему бы ему самому не зайти за прилавокъ и не предложить отыскать ей то, что она искала? Вѣдь онъ полный хозяинъ тутъ. А онъ стоялъ рядомъ со мной у прилавка, словно покупатель. Впрочемъ, приказчики, и Стенъ, и Мартинъ, не смѣли въ его присутствіи разговаривать иначе, какъ шепотомъ, — такъ страшно онъ былъ богатъ и вдобавокъ ихъ хозяинъ.
— Со мной пріѣзжій студентъ, — сказалъ Гартвигсенъ Розѣ. — Такъ вотъ ему очень хотѣлось бы, чтобы вы какъ-нибудь зашли сыграть намъ. У меня вѣдь все стоитъ та музыка.
— Я не играю при чужихъ, — отвѣтила она, качая головой.
Гартвигсенъ долго молчалъ и, наконецъ, сказалъ:- Да, да; я такъ спросилъ только. — А вы, вѣрно, теперь готовы? — обернулся онъ ко мнѣ.
— Да.
— Право-же, я не могу играть на томъ инструментѣ,- сказала вдругъ Роза. — Но, если вы… Можетъ быть, вы зайдете въ комнаты?
И мы пошли всѣ трое въ покой Макка. Тамъ стояло новое дорогое фортепьяно, на которомъ Роза и сыграла. Она очень старалась; видно, ей хотѣлось загладить свою несговорчивость. Окончивъ, она сказала:- Вотъ и все.
Гартвигсенъ, однако, усѣлся и совсѣмъ не собирался уйти. Маккъ вошелъ, былъ пораженъ, увидавъ гостей, но выказалъ большую любезность и угостилъ насъ виномъ и пирожнымъ. Потомъ онъ провелъ меня по комнатѣ, показывая рисунки, чудесныя гравюры и картины. Гартвигсенъ тѣмъ временемъ сидѣлъ и бесѣдовалъ съ Розой. Говорили они о чемъ-то такомъ, о чемъ я еще не слыхалъ, о какой-то дѣвочкѣ Мартѣ, дочкѣ Стена приказчика, которую Гартвигсенъ собирался взять къ себѣ, если Роза согласна.
— Нѣтъ, я не согласна, — заявила Роза.
— Подумай хорошенько, — отозвался вдругъ Маккъ. Тутъ Роза расплакалась и сказала:- Что вы хотите сдѣлать со мной?
Гартвигсену стало не по себѣ, и онъ принялся уговаривать Розу:- Вы пріучили ребенка присѣдать. У меня и не было на умѣ ничего другого… Я просто хотѣлъ взять дѣвочку потому, что вы пріучили ее къ разнымъ хорошимъ манерамъ. О чемъ же тутъ плакать?
— Да Богъ съ вами, возьмите дѣвочку. Но я-то не могу переѣхать къ вамъ! — вырвалось у Розы.
Гартвигсенъ долго думалъ, потомъ сказалъ:- Нѣтъ, я не могу взять ребенка безъ васъ.
— Разумѣется! — поддержалъ Маккъ.
Роза махнула рукой и вышла изъ комнаты.
III
Стали прибывать домой рыбаки съ Лофотенъ на большихъ судахъ и лодкахъ; съ бухты неслись пѣсни и крики; солнце сіяло; пришла весна. Гартвигсенъ сначала ходилъ въ глубокой задумчивости, но, когда пришли суда, онъ совсѣмъ захлопотался съ рыбой, и на душѣ у него, какъ видно, полегчало. Розы я не встрѣчалъ больше.
Зато я познакомился съ интереснымъ субъектомъ, смотрителемъ маяка. Звали его Шёнингъ, и когда-то онъ былъ капитаномъ корабля. Я встрѣтилъ его разъ послѣ обѣда, гуляя по прибрежнымъ утесамъ, куда пришелъ посмотрѣть на птицъ. Онъ сидѣлъ себѣ на камнѣ безъ всякаго дѣла. Когда я подошелъ, онъ долго разсматривалъ меня, какъ чужого человѣка, а я въ свою очередь разглядывалъ его.
— Вы что тутъ? — спросилъ онъ.
— Хожу да на птицъ смотрю, — отвѣтилъ я. — Не дозволено развѣ?
Онъ ничего не сказалъ, и я прошелъ дальше. Когда я вернулся, онъ все сидѣлъ на томъ же мѣстѣ.
— Разъ птицы сѣли на яйца, нельзя мѣшать имъ, — сказалъ онъ. — Чего вы тутъ расхаживаете?
Я въ свою очередь спросилъ:- А вы чего тутъ сидите?
— Эхъ, молодой человѣкъ! — сказалъ онъ, подымая кверху ладонь. — Чего я тутъ сижу? Я сижу да иду въ ногу съ своей жизнью. Такъ то!
Видно, я улыбнулся на это, потому что онъ тоже улыбнулся какою-то блѣдной, увядшей улыбкой и продолжалъ:
— Я сказалъ себѣ сегодня: ну, покажи же, что начинаешь играть роль въ комедіи собственной жизни. Ладно, отвѣтилъ я себѣ и вотъ усѣлся тутъ.
Какой чудакъ! Я еще не зналъ смотрителя и подумалъ, что онъ просто шутитъ.
— Это вы живете у Гартвигсена? — спросилъ онъ затѣмъ.
— Да.
— Ну, такъ вы не кланяйтесь ему отъ меня.
— Вы его не долюбливаете?
— Да. Эти несмѣтныя богатства подъ нашими ногами принадлежали когда-то ему. Вы стоите сейчасъ на серебрѣ, которому цѣна милліонъ, и все это принадлежало Гартвигсену. А онъ взялъ да продалъ все и сталъ ничтожествомъ.
— Развѣ Гартвигсенъ не богатый человѣкъ?
— Нѣтъ. Если ему вздумается раскошелиться на приличную одежду, такъ останется какъ разъ на кашу; вотъ и все.
— Такъ это вы открыли эти богатства и все-таки не пожелали сами купить ихъ за безцѣнокъ? — спросилъ я.
— На что мнѣ богатства? — отвѣтилъ онъ. — Обѣ мои дочери хорошо пристроены замужъ, а сынъ мой Эйнаръ скоро умретъ. Что же до насъ съ женой, то намъ не съѣсть больше того, что мы ѣдимъ. По вашему, вѣрно, я необычайно глупъ?
— Нѣтъ, вы навѣрно умнѣе, чѣмъ я могу судить съ виду.
— Именно! — сказалъ смотритель. — И кромѣ того: съ жизнью надо поступать, какъ съ женщиной. Не полагается развѣ ухаживать за женщиной и уступать ей во всемъ? Надо уступать, уступать и отказываться отъ всякихъ благъ.
Въ бухтѣ показался почтовый пароходъ; на пристани собралось много народа, а въ Сирилундѣ да и на пристани были подняты флаги. На пароходѣ игралъ оркестръ нѣмецкихъ музыкантовъ; мѣдныя трубы ихъ такъ и сверкали на солнцѣ. Я различилъ на пристани Макка, его ключницу, Гартвигсена и Розу, но они не махали никому платками, и съ парохода никто не махалъ имъ.
— Въ честь кого же эти флаги? — спросилъ я смотрителя.
— Въ честь васъ, меня, — почемъ я знаю? — равнодушно бросилъ онъ. Но я видѣлъ, что глаза у него оживились, и ноздри раздулись при видѣ блестящихъ трубъ и при звукахъ музыки.
Я пошелъ, а онъ остался сидѣть, погруженный въ свои мысли. Вѣрно, ему наскучили мои разспросы и я самъ. Да, вотъ ужъ подлинно: все уступалъ да уступалъ и далъ жизни провести себя за носъ! думалъ я. Два раза я оглядывался на него; онъ все сидѣлъ, не двигаясь съ мѣста, сгорбившись въ своей сѣрой курткѣ и въ измятой шляпѣ, со свисшими на всѣ стороны полями.
Я направился къ пристани и узналъ, что съ парохода должна была высадиться дочь Макка. Она была замужемъ за финскимъ барономъ и минувшей зимой овдовѣла, оставшись съ двумя дѣтьми.
Вдругъ Роза принялась махать платкомъ, и какая-то дама на пароходѣ замахала въ отвѣтъ. Маккъ этимъ не занимался, но очень заботливо кричалъ гребцамъ почтовой лодки, направлявшейся къ пароходу:- Постарайтесь благополучно высадить баронессу съ дѣтьми!
Стоя на пристани, я смотрѣлъ на Гартвигсена и на Розу и невольно дивился, какъ это она была его невѣстой, а вышла замужъ за другого. Гартвигсенъ былъ такой высокій, крѣпкій мужчина, съ умнымъ и добрымъ лицомъ, къ тому же человѣкъ богатый и готовый всякому помочь въ нуждѣ, такъ что нельзя было сказать про него ничего худого. Что же могла имѣть противъ него Роза? На вискахъ у него, правда, уже пробивалась сѣдина, но волосъ была цѣлая копна, и когда онъ смѣялся, то показывалъ полный ротъ крупныхъ и крѣпкихъ желтоватыхъ зубовъ. Вѣрно, у Розы были какія-нибудь внутреннія побужденія, скрытыя отъ глазъ другихъ.
