Виллем Элсхот - Избранное
Песня представляла собой жалобу супруга на физические метаморфозы, которые происходили с его женой за годы их совместной жизни. Он сравнивал нынешнее состояние различных частей ее тела с тем, каковы они были в прошлом, в годы ее юности. Видимо, за это время жена не стала красивее.
Компания от души наслаждалась двусмысленностями, особенно понравился куплет, в котором говорилось о ее бедной груди:
И груди сморщились — такойКапусты даже не бывало:Их нестерпи-пи-пи-пи-пи-мо видеть стало!
В этот знаменательный вечер Кольбер превзошел самого себя: пока его расхваливали на все лады, он придумал еще один куплет, успех которого затмил все, что было прежде. Вот эти последние слова:
И с госпожою ЖандронельТакую шутку жизнь сыграла,Что нестерпи-пи-пи-пи-пи-мо видеть стало![11]
— Спой и ты что-нибудь, — шепнула старая полька своей дочери, — ты же умеешь, хотя бы романсы.
— Я не умею ничего, кроме «Безумца», — слабо сопротивлялась Мария.
— Вот и хорошо, — подбадривала мать. — Это куда лучше, чем песенка того типа. Давай, ведь у тебя хороший голос, ты должна спеть. А то сейчас начнут другие, и тогда до тебя очередь не дойдет. Ты же их знаешь: все себе, а другим ничего.
Между тем мадемуазель де Керро играла, как могла по памяти, «Утро» Грига — он был соотечественник Асгарда. Норвежец услышал знакомый мотив и начал подсвистывать. Мадемуазель де Керро улыбалась.
После этого Мария стала напевать первые такты «Безумца». Пианистка сразу же подобрала аккомпанемент и спросила, помнит ли она слова.
— Кажется, помню, — равнодушно сказала Мария, — хотя эти вещи ужасно быстро забываются.
— Давай! — крикнула мадемуазель де Керро, которая вошла в раж. — Пой! Все, что хочешь.
И она ударила по клавишам, пробежав, как молния, от самых громовых звуков в левом углу до самых тоненьких в противоположном.
— Честно говоря, она играет совсем неплохо, — сказала госпожа Дюмулен господину Брюло. — Жаль, что у нее такой вид.
Госпожа Дюмулен, прикрыв веки, отбивала ногой такт.
— Да, «Безумец» — чудесный романс, — сказала молодая венгерка.
— Поторопись же, — проворчала мать Марии, — эта венгерка тоже знает его.
— Ну, пожалуйста, госпожа Мартен, спойте, — любезно попросил господин Брюло.
— Ах, нет… — ломалась Мария.
— Да, уж хотите не хотите, но петь вам придется, — вмешалась госпожа Брюло. — Вы сегодня наша, и мы можем распоряжаться вашими талантами по своему усмотрению. Тем более что этот бессердечный Мартен скоро увезет вас от нас.
— Тут я ничем не могу помочь, — вздохнула Мария, — и я уверяю вас, что нам будет очень жаль покидать вас всех. Нам с мамой совершенно не нравятся высшие круги, где человек, как правило, встречает только зависть и злословие.
Мать согласно кивнула.
— Вы совершенно правы, — подхватила госпожа Дюмулен. — Я могу это подтвердить. Среди них есть, конечно, приличные люди, ибо они есть везде, но там они так… о, так редки! Например, сэр Дуглас был очень приятным человеком. Но вы, видимо, столкнетесь со многими хорошими людьми, так как я полагаю, что финансовые круги вообще менее испорчены, чем дипломатический мир, в котором я вращалась много лет и который знаю насквозь, уж поверьте мне.
— Надеюсь всем сердцем, — сказала Мария. — Мы с мамой не любим интриг.
— Начинай же, — воскликнула мадемуазель де Керро, после чего Мария встала в позу возле пианистки. За столом затихли. Мадемуазель де Керро тихонько сосчитала до трех, а затем зазвучал голос Марии:
Сейчас придет беда —Внушает мрак ночной.Чьи это тень всегдаСтоит передо мной?
Насколько вульгарна была песенка Кольбера, настолько же трогательна была эта. В ней рассказывалось о человеке, которого посадили в сумасшедший дом и он круглые сутки видел перед собой призрак любимой. Вся компания расчувствовалась, к тому же мотив был очень печальный.
Между первым и вторым куплетом на цыпочках вошла Луиза и передала госпоже Брюло конверт. «Вам срочное письмо». Госпожа Брюло обменялась с мужем недовольным взглядом. До чего бестолковая эта Луиза! Письмо пришло из Булонь-сюр-Мер. Какая чепуха! Булонь-сюр-Мер? Но так как оно было срочное, госпожа Брюло тут же распечатала его, ибо всегда лучше сразу узнать, что тебя ждет.
Мария пела:
Сияющий венокНа голове твоей,В него вплетен цветокДавно минувших дней.
Госпожа Брюло вдруг привязала обезьяну к своему стулу и покинула парадную залу, видимо чем-то очень взволнованная. Господин Брюло нахмурил брови и проводил ее взглядом. Все поняли: произошло нечто серьезное. Только Мария и мадемуазель де Керро, которая сидела спиной ко всему обществу, ничего не заметили.
Появилась Луиза и прервала пение словами: «Не будут ли польские дамы любезны пройти в кабинет к мадам?».
— Скажи мадам, что я сейчас кончу, — сказала Мария.
Господь, свой гнев яви:Душа ее, смеясь,От веры, от любвиИ клятвы отреклась,[12] —
пела она.
Луиза вошла вторично, на сей раз возбужденная и раскрасневшаяся, с сообщением, что мадам желает говорить с обеими дамами немедленно. На этот раз они повиновались.
Вскоре послышался короткий диалог, за ним сдерживаемое всхлипывание. Гости переглянулись. Господин Брюло что-то проворчал и встал из-за стола — ему хотелось поскорее узнать, в чем дело. В кабинете мадам он увидел мать и дочь, сидевших рядом. Перед ними стояла его жена, бледная, с письмом в руке.
— Что здесь происходит? — бодро спросил Брюло, хотя сердце у него замерло.
— Занимайся своими делами, — огрызнулась мадам, растерянно глядя через окно в сад.
— Я хочу знать, что здесь происходит, — настаивал Брюло, чувствуя, что его жена нуждается в помощи и утешении.
— Вот! Смотри сам, — крикнула она, бросая ему в лицо письмо.
Господин Брюло схватил его и начал читать. Это было письмо Мартена, который извещал хозяйку, что силой обстоятельств он вынужден уехать в Америку. Он надеется там разбогатеть и клянется богом, что заплатит госпоже Брюло все с него причитающееся. Чтобы избежать недоразумений и осложнений, которые могут возникнуть, в письме он подробно подсчитал сумму долга, и госпожа Брюло должна была признать, что расчет произведен щедро.
«А. Плата за пансион: Декабрь 31 день Январь 31 =//= Февраль 28 =//= Март 31 =//= Апрель 30 =//= Май 10 =//=Всего… 161 день по 14 франков… 2254.00 франка.
Б. Плата за стирку белья: по 5 франков в месяц за меня и по 10 франков в месяц за каждую дамуВсего 25 франков в месяц… 133.33 франка, округлено до 134.00 франков.
В. Мыло, свечи и т. п. ………………………………… 15 франков
Г. Чаевые прислуге: по 5 франков в месяц с человека по май включительно ……………………………… 60 франков __________________________________________Всего……………………………………………………… 2463.00 франка.
округлено до 2465.00 франков, прописью: две тысячи четыреста шестьдесят пять франков.С означенной суммы будут выплачиваться 5 % годовых, начиная с сегодняшнего днядо окончательной выплаты».
В заключение он передавал Марию и ее мать под покровительство госпожи Брюло, и письмо было подписано: «Преданный Вам Анри Мартен».
Господин Брюло разразился нервным смехом. Хозяйка продолжала смотреть в окно. Мария плакала, и слезы капали на ее красную блузку. На глазах и щеках у нее растеклась краска, и, несмотря на свою безобразную толщину, она вызывала глубокое сожаление. Мартен был не только ее единственной опорой, но и ее последней любовью. Мать сидела рядом с дочерью, менее толстая и еще более несчастная. Ее ноги едва касались пола (она была невысокого роста), а руки скорбно покоились на коленях.
— Ах, мерзавец, ах, негодяй, — возмущался Брюло. — Я переломаю ему все ребра, не будь я Брюло. Недаром задавал я себе вопрос, с каких это пор равнине Бос понадобилась вода. Каков мошенник! Я должен был это предвидеть. Ирригационные работы, видите ли…
И, обращаясь к двум женщинам, он закричал:
— Вон отсюда! Забирайте свое барахло и катитесь… Если бы ты была, черт побери, мужиком, а не шлюхой, — шипел он на Марию, сжимая кулаки, и видно было, что он действительно об этом жалеет.
Мать и дочь вышли из комнаты, Мария впереди, а мать за ней. Старушка, переступая через порог, зажмурила глаза, так как ждала пинка под зад. Постояльцы сгрудились в парадной зале и смотрели в коридор. Алина и Луиза подсматривали через стекло в кухонной двери.
