Коммунисты - Луи Арагон
— Отец уговорил… Он, понимаешь, из простых… ему лестно, чтобы сын стал доктором. И потом… Я же тебе сказал, что он учитывал неизбежность войны, ну, а на войне студента-медика не пошлют на передовую, в штыковые атаки, и прочее и тому подобное. Он два года зудил: поступай на медицинский, потом можешь и бросить, если захочешь, а все-таки в случае войны будет хорошая зацепка. А я, понимаешь, поступил главным образом из-за того, что тут больше располагаешь собой.
Монсэ задумался. Почему ж это студент больше располагает собой на медицинском факультете, чем на юридическом или на факультете восточных языков? Все, что Серж говорил в тот день, наводило Жана на мысли о господине Мерсеро. Что за человек отец Сержа? — Что за человек твой отец?
— Довольно любопытный старик. У меня с ним… ну, общего у нас не очень-то много. Но я, видишь ли, — его гордость, так сказать. Мы понимаем друг друга с полуслова. У него есть свои пунктики. И он ими очень увлечен. Так вот, поскольку я соблюдаю в этом отношении известную корректность, он обращается со мной, как с равным. И не слишком скряжничает насчет денег, хотя дело у него не так чтобы уж очень большое.
— Ну да, понимаю, — сказал Жан. — Но я не в том смысле спросил, что он за человек. Не какой он в отношении тебя, а вообще…
— Отец начал жизнь простым рабочим. Окончил вечернюю школу и стал техником. Сам выбился в люди. У него только одно и было на уме — выбиться в люди. Когда отец работал на заводе — еще до той войны, он возненавидел политику, забастовки и тому подобное. Завел свою мастерскую благодаря поддержке хозяина, человека очень умного. Работал для практики у Виснера, и тогда у него открылись глаза на ту роль, какую играют профсоюзы и их вожаки. Потом началась война. Он служил в авиации; у него завязались связи с офицерами; был в Восточной армии… и вот там-то, когда произошли события в России, понял очень многое. После войны вернулся домой, и все ему пришлось начинать сызнова на пустом месте. Но тут опять ему помог хозяин, только другой — сам старик Виснер, да-с! У отца был свой конек: сотрудничество классов. Поскольку он сам вышел из низов, он не считает хозяев безупречными, и, по его мнению, они нередко сами виноваты. И хотя он сделался одним из секретарей ВКФП…
— ВКФП? А что это такое? — спросил Монсэ.
— Всеобщая конфедерация французских предпринимателей…
— Ну хорошо. Но это мне еще ничего не говорит. Ты скажи, что за штука эта конфедерация.
Мерсеро пояснил: — У рабочих — Всеобщая конфедерация труда, а у хозяев — Всеобщая конфедерация предпринимателей. Понял?
— Ах, так… ну, ладно. Я тебя перебил, ты сказал, что твой отец…
— Да, папа стал одним из секретарей ВКФП, но все-таки он не забыл, что сам происходит из рабочих, не забыл опыта своей молодости. Нет. В этом отношении глаза у него открыты. Только он считает, что виноваты обе стороны. На рабочих тоже лежит вина, раз они не хотят понимать трудностей, с которыми должен бороться хозяин, жертв, которые надо приносить, чтобы на предприятии все шло гладко, чтобы рабочие не лишились куска хлеба, когда что-нибудь не ладится. Рабочие всю ответственность взваливают на хозяина, хотя он, в конце концов, тоже страдает от существующего режима, является жертвой политической системы… Понимаешь? Однако вот профсоюзы… Профсоюзы — это прежде всего организации классовой борьбы.
При этих словах Жан навострил уши. Он не очень-то ясно представлял себе, что такое профсоюзы… Его отец говорил о профсоюзах с негодованием, но у аббата Бломе были на этот счет совсем другие взгляды, только он не излагал их в беседах с Жаном, чтобы не восстанавливать сына против отца. Словом, в семье господина де Монсэ профсоюзы были отнесены к таким предметам разговора, которых лучше не касаться при детях… И, предоставленный собственному воображению, Жан рисовал себе профсоюзы чем-то вроде масонских лож, какие описываются в романах Дюма-отца… масонство времен графа Калиостро. Может быть, Серж Мерсеро объяснит ему, наконец… Вот, например, он сказал сейчас, что у рабочих — Всеобщая конфедерация труда, а у хозяев своя конфедерация… — Так что же это вроде хозяйского профсоюза? — Пожалуй, можно и так считать. — Но ты же сказал, что профсоюзы — это организация классовой борьбы, так я уж теперь и не понимаю. — Вот непонятливый! Конфедерация предпринимателей — это и похоже на профсоюз и вместе с тем совсем не похоже, — я так сказал для упрощения, для наглядности, но ведь хозяева — это хозяева, а не рабочие… Что это ты!.. — В самом деле, Жан почувствовал себя круглым дураком. Надо же было подать такую идиотскую реплику. Вздумалось бы ему продолжить параллель дальше, он, пожалуй, сказал бы, что господин Мерсеро подстрекатель, который бунтует хозяев. Вот что значит говорить не подумав.
— Но если подвести итог, — продолжал Серж Мерсеро, — то хотя хозяева, конечно, во многом виноваты, профсоюзы виноваты куда больше. Хозяева, даже когда они действуют неправильно, все-таки руководствуются интересами французской промышленности, добиваются ее процветания, хотя бы и за счет рабочих. А рабочие слушают вожаков, говорят об интернациональном марксизме, они связаны с иностранной державой… В случае войны опасность всегда представляют именно рабочие, всегда! — и в четырнадцатом году и сейчас. А хозяева всегда думают о родине, это само собой понятно!
Жан не очень уверен, что это само собой понятно. Он возвращается к профсоюзам. Значит господин Мерсеро не хочет, чтобы рабочие организовались? — Да нет, хочет. Вопрос только — как им организоваться. Нельзя, чтобы они создавали исключительно рабочие организации. Это опасно: они противопоставляют себя всей остальной нации. А разве можно допустить, чтобы рабочие стремились навязать свою волю хозяевам, вместо того, чтобы усердным трудом внушить к себе уважение. Иногда, правда, объединения рабочих достигают кое-каких результатов, но эти результаты совершенно искусственны. Папа говорит, что организация труда, — понимаешь, труда, а не лени! — это
