Дом у кладбища - Джозеф Шеридан Ле Фаню
По старой привычке ноги Айронза, завернувшего за угол, привели его к дверям «Дома Лосося»; через улицу, почти напротив заведения, сквозь раскидистые ветви мерцали огни в окнах «Феникса». Айронзу не без внутреннего содрогания припомнились Мельницы; потом мысли его скользнули, не задерживаясь, мимо Медного Замка. Он осмотрелся вокруг. За мостом, под кровлей Вязов, царило благоговейно-целомудренное безмолвие смерти. Видневшийся слева дом из серого камня таил в себе доктора Стерка – свидетеля с опечатанными устами, жертву загадочных происков Чарльза Арчера; далее простиралось кладбище с мирной церквушкой, в склепе которой покоился безымянный гроб. Все окружавшее Айронза ничуть не радовало и не вселяло в душу даже слабого утешения. Айронз злобно сдавил монету – сувенир Дейнджерфилда – и заскрежетал зубами.
– Меня словно со всех сторон обложили. Поскорей бы выпутаться! – измученно пробормотал он и перешагнул порог трактира.
Внутри ничего особенного не происходило. Три приятеля – поставщики Смитфилда или какие-то иные торговцы – шумно толковали за выпивкой о ценах и вероятной прибыли; еще один дородный малый, с трубкой в зубах, потягивал у огня пунш из большого стакана.
– Ох, вы ли это, мистер Айронз, да вас ли я вижу? – засуетилась хозяйка. – Где ж это вы пропадали так долго?
– Дела, миссис Моллой, дела.
– А вон ваше место у очага, мистер Айронз, поджидает вас – чуть не месяц пустует, а то и больше… Вечер-то какой выдался студеный! Мы уж ломали себе голову, ломали – куда это вы запропастились? Давненько же вы к нам не заглядывали.
– Благодарствуйте, мэм. Трубку мне и стакан пунша.
Айронз никогда не бывал особенно речист, и в его лапидарности миссис Моллой не усмотрела ничего необычного. Она живо протерла тряпкой столик; Айронз уселся за ним, поставив ногу на решетку очага, и, опершись локтем на колено, неспешно раскурил трубку.
Со стороны могло показаться, что Айронза охватила задумчивость, однако отсутствующее выражение лица и рассеянный взгляд свидетельствовали скорее о гнетущей его исподволь тяжкой меланхолии. Ход мыслей клерка обычно не отличался связностью или отчетливостью; мрачная апатия, зачастую его одолевавшая, внешне проявлялась мало; изредка, правда, он позволял себе зловещие выходки, но, как правило, сохранял угрюмую скованность.
Компания за соседним столом потребовала еще выпивки; тучный джентльмен, расположившийся напротив Айронза, выколотив трубку, вмешался в общий разговор, который сделался еще более отвлеченным и беспорядочным, однако Айронз слушал его вполуха. Любопытство одолевает праздных; душа, отягощенная заботами, поглощена собой. И все же приходский клерк выказал признаки внимания, когда один из пирующих – добродушный, но огорченный на вид джентльмен в парике соломенного цвета, полнолицый и багровощекий, – сунув руку в карман плисового кафтана и откинувшись на спинку стула, затянул унылый напев, весьма смахивающий на псалом. Айронз бросил взгляд на певца и отхлебнул еще глоток: зазвучавшая баллада – неуклюжая, с хромающими рифмами – обладала для клерка неизъяснимой, хотя и раздражающей притягательностью. Начало было таким:
Поблизости от Баллимуни, В темном лесу глухом, Попутчик старого Тима Руни Зарезал его ножом. Кошелек взял, шляпу и шарф, И молитвенник прихватил, И по лесу, будто свирепый дикарь, За ноги труп волочил. Мертвеца он в тинистый ров спихнул — На четыре фута в ил, Грудой камней труп закидал И глиною завалил.Тут менестрель сделал паузу и надолго припал к пивной кружке. Айронз беспокойно и с явным неодобрением покосился на него через плечо, однако увидел только широкое дно сосуда. Клерку ничего не оставалось, как слушать продолжение, которое не замедлило последовать:
«Лежи, Тим Руни, лежи, старина, — Из трясины тебе уж никак не встать: До второго пришествия, с топкого дна, Ты не будешь мне досаждать». Отправился в Драмгул, в трактир зашел. Устроился у огонька. Глядь, рядышком – призрак: «Ты, Шеймас, осел! Не скрыться тебе от дружка.Тут клерк выпрямился во весь рост и впился испытующим взглядом в певца, который вновь счел необходимым промочить горло. Глаза Айронза пылали гневом, но ни о чем не подозревающий солист возобновил свое повествование:
Твоя тайна восстанет из мрака болот.
