Портрет леди - Генри Джеймс
У Изабеллы действительно был странный вид. Она посмотрела на дверь, в которую они вошли, и словно в знак предупреждения подняла веер.
– Вы так хорошо себя вели. Зачем все портить? – сказала она мягко.
– Никто меня не слышит. Просто замечательно, что вы прощаетесь со мной такими словами. А ведь я люблю вас – люблю вас так, как не любил никогда.
– Я знаю. Я поняла это, как только вы согласились уехать.
– Но вы ничего не можете поделать… конечно, нет. Вы помогли бы мне, но, к несчастью, не можете. К несчастью для меня. Я ни о чем не прошу вас… ни о чем. Только об одном. Скажите мне… скажите…
– Сказать что?
– Могу я жалеть вас?
– Вам так это нужно? – спросила Изабелла, снова попытавшись улыбнуться.
– Жалеть вас? Конечно! По крайней мере, это будет хоть какое-то занятие. Я посвящу этому всю жизнь.
Изабелла подняла веер и спрятала за ним лицо, кроме глаз. На мгновение ее взгляд встретился со взглядом Каспара.
– Посвящать этому жизнь не стоит. Но разрешаю вам делать это – иногда.
С этими словами Изабелла возвратилась к графине Джемини.
Глава 49
Мадам Мерль не появилась в палаццо Рокканера в тот четверг, о некоторых событиях которого я рассказал. Изабелла, хотя и заметила ее отсутствие, но не удивилась. Развитие их отношений отнюдь не добавляло стимулов для общения, и, чтобы оценить это, мы должны оглянуться назад. Уже упоминалось, что мадам Мерль вернулась из Неаполя вскоре после того, как лорд Уорбартон покинул Рим. При первой же встрече с Изабеллой (нужно отдать мадам Мерль должное, она сразу же приехала повидаться с подругой) она стала расспрашивать, куда отправился из Италии сей английский аристократ – как будто бы Изабелла несла ответственность за его местонахождение.
– Прошу вас, хватит, – ответила Изабелла. – Мы и без того то и дело слышали о нем в последнее время.
Мадам Мерль в знак протеста наклонила голову и скривила левый уголок рта в подобие улыбки.
– Разумеется. Но я-то – нет; я была в Неаполе. Я надеялась встретиться с ним здесь и поздравить Пэнси.
– Можете ее поздравить, но не с тем, что лорд Уорбартон сделал ей предложение.
– Как вы можете так говорить! Разве вы не знаете, как я об этом мечтала? – воскликнула мадам Мерль с плохо скрытым негодованием, однако стараясь при этом сохранить добродушный вид.
Изабелла разволновалась, но тоже решила не выдавать своих чувств и сказала вполне дружелюбно:
– Тогда вам не следовало ездить в Неаполь. Нужно было остаться здесь и следить за развитием событий.
– Я слишком доверилась вам. Думаете, уже поздно?
– Спросите лучше Пэнси, – ответила Изабелла.
– Я непременно спрошу у нее, что вы ей посоветовали.
От этих слов Изабелла мгновенно подобралась – ей стало ясно, что гостья пришла с агрессивными намерениями. Мы с вами знаем, что до настоящего времени мадам Мерль отличала сдержанность – она никогда никого не критиковала и избегала вмешиваться в чужие дела. Но, очевидно, она просто собирала силы, поскольку теперь в ее глазах появился опасный блеск, а на лице проявилось негодование, которое не могла скрыть даже ее восхитительная улыбка. Мадам Мерль была страшно разочарована, и это изумило Изабеллу – она и представить не могла, как сильно волновало ее приятельницу замужество Пэнси. Мадам Мерль выдала себя и тем самым встревожила Изабеллу. Та вдруг ясно – более ясно, чем обычно, – из той непонятной мглы, окружавшей ее, услышала предупреждающий голос, и он прошептал ей, что эта блестящая, сильная, прекрасная женщина, это олицетворение практичности и себялюбия, сыграла важную роль в ее судьбе. Она занимала в ее жизни гораздо больше места, чем казалось Изабелле ранее, – и постоянно была где-то «около», – и вдруг Изабелла поняла, что это не было случайностью. Участие мадам Мерль к ее судьбе Изабелла долго воспринимала как дружеское расположение – но это было не так, и она ясно осознала это в ту минуту, когда увидела, как Озмонд и мадам Мерль вели себя друг с другом наедине. Никакого определенного подозрения у Изабеллы еще не возникло, но она взглянула на мадам Мерль другими глазами и поняла, что в поведении ее приятельницы было гораздо больше умысла, чем ей казалось раньше. О, да, здесь существовал умысел, сказала себе Изабелла, и словно пробудилась от долгого, мучительного сна. Что же заставило ее решить, что умысел мадам Мерль был недобрым? Исключительно недоверие, которое постепенно приняло четкие очертания, а сейчас соединилось с сильным удивлением, вызванным столь глубоким интересом гостьи к судьбе бедной Пэнси. Что-то в этом интересе сразу вызывало раздражение Изабеллы – она не понимала, почему ее приятельница вдруг утратила столь свойственную ей сдержанность и деликатность. Да, мадам Мерль, конечно, не вмешивалась в чужие дела, но только до тех пор, пока в этом не было необходимости. Читателю может показаться, будто Изабелла очень быстро поддалась сомнениям под воздействием одного простого подозрения после нескольких лет доверительных отношений с подругой. Да, она действительно быстро поддалась им, но не без оснований – в ее душе поселилась мысль, пугающая своей очевидностью: желания мадам Мерль в отношении судьбы Пэнси ничем не отличались от желаний Озмонда. Почему?
– Думаю, Пэнси не скажет вам ничего, что могло бы усилить ваш гнев, – заметила Изабелла в ответ на последнее замечание подруги.
– Я вовсе не в гневе, с чего вы взяли? Просто мне очень хочется исправить ситуацию. Вы считаете, его светлость уехал от нас навсегда?
– Откуда я знаю? Я вас не понимаю – все кончено, давайте оставим это. Озмонд так замучил меня с этим вопросом, что я не могу больше ничего говорить об этом. У меня нет сомнений, – добавила она, – что мой муж с удовольствием обсудит данную тему с вами.
– Я знаю его мнение. Он приезжал ко мне вчера вечером.
– Как только вы приехали? Тогда вы все знаете, и вам не стоило обращаться за сведениями ко мне.
– Мне не сведения нужны, а ваше сочувствие. Я желала этого брака для девочки. Мечты об этом не покидали мое воображение.
– Ваше – но ведь не тех, кого это касается напрямую.
– Вы, конечно, хотите сказать, что меня это не
