Портрет леди - Генри Джеймс
– Разумеется. Однако я очень устала от всего этого.
После небольшой паузы мадам Мерль произнесла:
– Еще бы, вы ведь сделали все, что могли.
– Следите, пожалуйста, за своими словами, – сказала Изабелла серьезно.
– О, я слежу за своими словами, причем даже больше, чем вам кажется. Ваш муж недоволен вами.
На несколько мгновений Изабелла просто онемела – ее душила горечь. Больше всего в первый момент ее потрясла даже не дерзость мадам Мерль, которая свидетельствовала о том, что Озмонд взял ее в союзницы и настроил против своей жены, – она сначала просто даже не восприняла ее слова как оскорбление. Мадам Мерль очень редко бывала бестактной и осмеливалась на это только в крайнем случае – следовало ли понимать ее так, что это и был крайний случай? Как капля разъедающей кислоты, упавшая на открытую рану, подействовало на Изабеллу известие, что Озмонд пускается в суждения о ней вслух, беседуя с посторонними людьми.
– Может быть, вы хотите знать, довольна ли я им? – спросила она, помолчав.
– Нет, потому что вы никогда мне не скажете. И мне было бы больно узнать правду.
Наступило молчание, и впервые с момента знакомства с мадам Мерль Изабелла почувствовала неприязнь к ней.
– Вспомните, как Пэнси привлекательна, и не отчаивайтесь, – коротко проговорила она, желая закончить разговор.
Но мадам Мерль, развернувшись во всю мощь, не пожелала отступить. Она плотнее запахнула накидку, отчего по комнате поплыл тонкий аромат духов.
– Я не отчаиваюсь, – ответила она. – Я полна надежд. И я пришла не ссориться с вами, а, если возможно, узнать правду. Ведь вы все скажете мне, если я попрошу. Огромное счастье иметь такую подругу. Вы не поверите, как эта мысль греет мое сердце.
– О какой правде вы говорите? – удивленно спросила Изабелла.
– О самой простой. Лорд Уорбартон изменил свое решение сам или по вашей рекомендации? Я имею в виду, сделал он так потому, что захотел этого сам или хотел угодить вам? Видите, как велико мое доверие к вам, если я задаю такой вопрос, – продолжила мадам Мерль с улыбкой, – хотя оно слегка и пошатнулось!
Она посмотрела на собеседницу, словно оценивая эффект своих слов, и продолжала:
– Не становитесь в героическую позу, не теряйте благоразумия, не обижайтесь. То, что я говорю так с вами, оказывает вам честь – ни с одной женщиной в мире я не стала бы так говорить. И ни одна женщина в мире никогда не сказала бы мне правду. Разве вы не понимаете, что вашему мужу надо все знать? Он, должно быть, не проявил достаточного такта, пытаясь выведать у вас истину, и пошел на поводу у своих неуместных предположений. Но это не важно: как бы то ни было, ему нужно знать, что произошло в действительности, и правильно расценить шансы дочери. Если лорду Уорбартону просто наскучило бедное дитя – это одно. Очень жаль. Но если он бросил ее в угоду вам – это другое. Тоже жаль, но по-другому. Во втором случае вы просто расписались в том, что вам неприятно… видеть свою падчерицу замужем. Тогда бы я попросила вас: оставьте лорда в покое. Предоставьте дело нам!
Мадам Мерль говорила очень четко, наблюдая за собеседницей и, очевидно, не сомневаясь в своем праве спокойно развивать свои мысли. Изабелла же, по мере того как мадам Мерль говорила, все больше бледнела и крепче сжимала руки, лежащие на коленях. Дело было не в том, что мадам Мерль решила, что наступил подходящий момент и можно перейти к дерзостям. Изабелла чувствовала – все было куда ужаснее.
– Кто вы такая? Кто дал вам право? – пробормотала Изабелла. – Что у вас общего с моим мужем?
Странно, но в какое-то мгновение она подумала об Озмонде с таким волнением, словно любила его.
– Значит, вы все же решили исполнить партию героини! Очень жаль. Не надейтесь, что я буду вести себя так же.
– И что у вас общего со мной? – продолжала Изабелла.
Мадам Мерль медленно встала и поправила свою муфту, не сводя глаз с собеседницы.
– Все! – ответила она.
Изабелла смотрела на нее, не поднимаясь с кресла. Ее лицо словно молило о том, чтобы мадам Мерль сказала что-нибудь, что рассеяло бы сдавившую Изабеллу тьму. Но в глазах мадам Мерль была та же тьма.
– Какой ужас! – пробормотала Изабелла, откинулась на спинку кресла и закрыла лицо руками. Страшная мысль осенила ее – миссис Тачетт была права! Это мадам Мерль выдала ее замуж! Когда Изабелла опустила руки, ее гостья уже исчезла.
В тот день Изабелла отправилась на прогулку одна. Ей хотелось уехать подальше, туда, где можно выйти из экипажа и прогуляться под чистым небом, по лугу, усеянному ромашками. У нее уже давно вошло в привычку исповедоваться Древнему Риму – на фоне его развалин ее несчастья не выглядели столь катастрофичными. Изабелла поверяла свою усталость камням, которые разваливались уже много веков, но все же выстояли. Ее тайная грусть мешалась с тишиной уединенных римских уголков и постепенно таяла и становилась почти неощутимой, – настолько, что, когда Изабелла присаживалась зимним днем где-нибудь, где было не так холодно, или стояла в каком-нибудь давно заброшенном полуразвалившемся храме, – нашей героине удавалось даже посмеиваться над ней, а иногда даже вообще почти не ощущать ее. По сравнению с огромным, великолепным Римом ее грусть была действительно ничтожна, и не покидавшее Изабеллу ощущение непрерывности человеческих судеб позволяло ей легко отделять малое от великого. Она полюбила Рим настоящей любовью; он умерял, смягчал ее страсти. Но постепенно она стала думать о Риме как о месте, где люди страдали. Именно это приходило ей в голову в полуразрушенных храмах, где восстановленные из языческих развалин мраморные колонны словно предлагали брать с них пример в стойкости, а застарелый запах ладана напоминал о давних, никем не услышанных молитвах. Едва ли можно было встретить где-нибудь более смиренную и менее последовательную еретичку, чем Изабелла. Самый истовый верующий, глядя на потемневшие лики алтарных икон или колеблющиеся язычки пламени множества свечей, не мог более сильно, чем она, ощущать высокую духовность, пронизывающую здесь каждую толику пространства. Пэнси, как мы знаем, почти всегда сопровождала мачеху, а последнее время их выезд украшала и графиня Джемини со своим розовым зонтиком от солнца. Но иногда Изабелле все же удавалось выбраться на прогулку
