Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн
В этот вечер, в воскресенье, двадцать второго, патрон опять нашел предлог отозвать Марию в сторону.
— Фрейлейн Леенинг! — приказал он резко и пошел впереди нее к черному ходу.
По привычке он хотел снять с вешалки свое пальто. Но по дороге, по-видимому, вспомнил, что его пальто сегодня там не висит. Мария тоже обратила на это внимание. Рядом со своим она увидела пальто Минго: она сама позаботилась повесить его там. Пальто Курта отсутствовало.
Оба вышли неодетые на холод. Патрон уже забыл провинность буфетчицы, он спросил:
— Ну?
Она ответила:
— Завтра к нотариусу.
Курт молчал, хотел прислониться к стене, но вовремя вспомнил, что на нем его парадный костюм. Во дворе было темно, Мария различила только это движение.
— Значит, сегодня вечером, — сказал Курт. Он уже опять стоял прямо.
Мария взялась за ручку двери, собираясь войти. Она услышала его шепот:
— Обещай мне по крайней мере… после… Ведь тогда ты достигнешь чего хотела!
Это прозвучало как мольба, как крик погибающего. Но она не обернулась.
В четверть двенадцатого, как всегда, Адель взошла на подмостки. Ее приветствовали особенно бурные, долго не смолкавшие аплодисменты. Она тяжело оперлась о стул аккомпаниатора, но в лучах успеха угасла боль, которую испытывало тело. Еще раз забыла ее Адель и стала петь все свои песенки, кроме «Зова ребенка», хотя из публики настойчиво выкликали. Так как певицу всё не отпускали с подмостков, она, казалось, готова была уступить. Взгляд ее, блуждая, искал Марию. Потом она наклонилась к ближайшим гостям и сказала:
— Эта песня требует слишком большого напряжения, надо же и мне когда-нибудь отдохнуть.
С этими словами Адель спустилась и прошла через весь зал. По пятнадцати ступеням лестницы уже парил, слетая, балет — блистательный, цветущий; над прелестными головками диски сусального золота; длинноногие, юные феи. Когда мимо пропорхнула фрейлейн Нейман, старая Адель приказала:
— Вы работаете полных двадцать минут. Я хочу побыть это время одна у себя наверху.
Затем, пользуясь минутой, когда все устремили взоры на танцовщиц, она как могла скорее, сгорбившись, чуть не на четвереньках, всползала по пятнадцати ступеням. Зрелища этого почти никто не видел. От Марии оно не ускользнуло.
Едва прошло еще три или четыре минуты, она услышала крик и грузно рухнула за стойкой на колени. Громко играла музыка, зал гудел от шума, — до чьих ушей мог бы дойти этот слабый крик! Он донесся издалека, пробившись через толстую дверь.
Адвокат Бойерлейн со своего насеста искал глазами Марию, не переставая при том безудержно говорить в пустоту. Мария тотчас же опять появилась перед взорами, она накинулась на Бойерлейна:
— Скорей! Бегите наверх! Адель зовет! Вы не слышите? С ней что-то случилось! — Она спихнула его с табурета. — Бегите же!
Наконец он двинулся с места. Но кто-то его перегнал, уже взлетел по лестнице и скрылся. Минго! Одна Мария увидела его и сама закричала:
— Минго! Стой, не ты!
Это был пронзительный крик. Однако можно было принять его и за смех: когда идет к двенадцати, точно не определишь все звуки, какие здесь раздаются, Мария привлекла к себе внимание некоторого числа гостей только тогда, когда кинулась Нине на шею, когда прижалась к подруге, снова и снова призывая на помощь. Остальные буфетчицы побросали свои стойки, попрятались по углам. Из гостей многие повскакали. Танцовщицы застыли на месте, музыка смолкла.
В это мгновение появился на лестнице человек, у которого капала с пальцев кровь: он держал их растопырив, так что это видели. К тому же прожектор оторвался от балета и упал прямо на него. Он был здесь гостем; посвященные знали его, как друга буфетчицы Марии. В следующую секунду он уже выскочил из круга яркого света и утонул в охватившем его тем более глубоком мраке.
Теперь всех прорвало, люди кинулись — не вслед за убежавшим, а друг другу наперерез. Их крики тоже перемешались, никто ничего не понимал. «Управляющего!» «Где же дирекция?» «Одна из девушек скрылась! Задним ходом, вместе с убийцей!» Вдруг все узнали: убийство! «Он убил девушку! Полиция!»
Те, кто оказались у главного входа, бушевали, но швейцар не выпускал: «Никто не выйдет из зала!» Он выдерживал их напор, он был сильнее. Время уходило, а между тем агент уголовного розыска безуспешно пытался проложить себе путь сквозь давку. Когда он пробился к заднему выходу, дверь оказалась заперта снаружи. Через эту дверь сбежали Мария и Минго. Спереди его оттесняли, ничего не оставалось как позвонить по телефону в полицейскую часть, помещавшуюся прямо через улицу.
Мария и Минго давно сидели в машине Бойерлейна.
— Идите скорее сюда, Эдгар! — крикнула шоферу Мария. — С вашим господином что-то приключилось!
Едва шофер подошел к дверям ресторана, как они умчались. Завернув за угол, они увидели Курта: он шел не слишком поспешно и был в своем собственном пальто, как они в своих.
Агент уголовного розыска между тем обыскивал верхние помещения «Гарема». Раздевалка заперта. В замочную скважину не видно света. Агент приметил еще раньше: туда никто не входил, кроме одной танцовщицы и самой хозяйки, Адели Фукс. Минут двенадцать тому назад он уже заглядывал сюда. Балерины как раз выходили из гардеробной; он не хотел привлекать к себе внимания и шмыгнул в мужскую уборную. В это самое время за спиной последних балерин особняком от других прошла по узкому коридорчику одна девица. Он не мог установить, откуда она появилась. Снизу, по лестнице? Или из дамской уборной? Но, глядя сбоку, он узнал ее по платью и шляпке: это была балерина Нейман.
Она быстро открыла дверь в раздевалку, которая была тогда освещена. Минутой позже за ней проследовала Адель. Только когда она тоже скрылась за дверью, чиновнику пришло на ум сойти вниз и убедиться, действительно ли девицы Нейман нет в балете. Так и оказалось: Нейман исполняла сольный номер. Все же после агент начал сомневаться — и не без основания, так как Нейман опять танцевала среди других. Только он успел подойти, как уже произошел инцидент с Минго, когда тот, роняя капли крови, сбежал по лестнице.
«Его приятельница Мария знала заранее, — сказал самому себе агент, стоя теперь перед запертой дверью раздевалки и не видя в скважину света, — она
