В раю - Пауль Хейзе
— Пойдем, — сказал он, гладя по шее лошадь. — Обделывай поскорее твои дела. По всем вероятиям, ты найдешь наверху всю путешествующую компанию. Пока ты будешь отыскивать того, кого тебе надо, — я похлопочу здесь о наших конях и через пять минут присоединюсь к тебе. Или, может быть, хочешь, чтобы я шел с тобою?
Глубокий вздох, первый признак жизни, обнаруженный молчаливым спутником Феликса, был единственным ответом на обращенные к нему слова. Казалось, ноги Янсена примерзли к стременам. По крайней мере, он высвободился из них не ранее как через несколько минут. Но и ступив на землю, он как будто не вдруг пришел в сознание, а стоял молча, погруженный в самого себя. Наконец, как будто с трудом преодолевая свое отвращение, он вошел в дом. Феликс проводил его до дверей.
— Только, пожалуйста, держи себя хладнокровнее, — закричал он ему вслед.
Янсен кивнул головой и пожал своему приятелю руку, как бы в знак обещания последовать данному совету. Потом он остановился еще на минуту, снял шляпу, отер себе лоб и быстро переступил порог.
Феликс смотрел на него с болезненным чувством. Ему очень хотелось избавить приятеля от этого тяжелого визита, но он слишком хорошо знал Янсена, чтобы предложить ему в этом случае свои услуги.
Взяв за поводья обеих лошадей, он повел их во двор. Люди, хлопотавшие около кареты, с изумлением взглянули на неожиданного гостя.
— Добрый вечер, — сказал он. — У вас в конюшне, вероятно, найдется местечко для моих лошадей и пара теплых попон? Лошади сильно умаялись и вспотели.
Ответа не последовало. Кучер направил свет фонаря на Феликса и только пожал плечами.
— Вам не будет убытка, если посмотрите за моими лошадьми, приютите и накормите их как следует. Впрочем, я ведь и сам найду вход в конюшню.
И без дальних околичностей он выхватил из рук оторопевшего кучера фонарь и собрался сам отвести лошадей.
Из дверей в это время послышался чей-то голос, приказывавший людям, которые хлопотали около кареты, поторопиться. Молодой грек вышел на заднее крыльцо и, видя, что люди стоят праздными, с бранью устремился к карете, но внезапно, увидя перед собою Феликса, с изумлением отшатнулся назад.
Стефанопулос, без шляпы, закутанный в плед, изображал из себя в эту минуту прежалкую фигуру, но, встретив насмешливый взгляд молодого барона, несколько приободрился.
— Вы здесь! — воскликнул он. — Вот неожиданная встреча! Если б я не видел своими глазами…
— Bonsoir mon cher.[94] Можно здесь будет остановиться? — прервал его Феликс. — Это я сам собственной своей особой. Если вам кажется странным встретить меня в такую погоду, которая менее всего благоприятствует подобным parties de plaisirs,[95] то мне еще более извинительно будет удивиться. Мы, северяне, привыкли к зимним походам, а для человека, рожденного у подножия Парфенона…
— Вы одни! Или с вами есть кто-нибудь? — пробормотал Стефанопулос в замешательстве.
— Со мною только один приятель, приехавший по делам, который не менее меня будет рад вас видеть. Нет, без комплиментов; мы не ожидали встретить вас так близко от города. Куда вы спешите, милостивый государь? — спросил Феликс, внезапно возвысив голос. — Вы хотите возвратиться в дом? Извините, если я настоятельно попрошу вас не отказать мне на некоторое время в вашем обществе, здесь, на дворе… Моему приятелю, который уже вошел в дом, надо поговорить без посторонних свидетелей! Вам это должно было бы подсказать ваше собственное чувство… и хотя вы, по-видимому, находитесь в близких отношениях…
— Оставьте меня! — воскликнул юноша, черные глаза которого засверкали. — Как вы смеете преграждать мне дорогу? Какое вам дело до меня и моих отношений?
— Дорогой мой, — возразил Феликс, бросив поводья и приблизясь к Стефанопулосу, — прежде всего, не кричите! В собственных ваших интересах советую я вам понизить голос. Тот, до которого это ближе всего касается, конечно, возразил бы вам с меньшею вежливостью и сдержанностью, чем делаю это я. Если вам желательно выпутаться из дела самым благовидным способом…
— Берегитесь! — воскликнул Стефанопулос. — Вы меня оскорбляете! Я потребую удовлетворения! Как? Вы хотите, чтобы я покинул эту несчастную женщину, отдавшуюся под мою защиту, и отдал бы ее во власть мужа, который с нею всегда дурно обращался, который поклялся убить жену, если она покажется ему на глаза. Оставьте меня, говорю я вам. Я хочу — я должен вернуться к ней…
— Мало ли что вы хотите, — возразил ему хладнокровно Феликс, схватив его за руку. — Но вы не должны, и мы этому помешаем. Я бы предложил вам прогулку в соседний лес, чтобы вы немножко простыли, пока муж сводит счеты со своею женою. Если бы вам вздумалось помешать ему, то я очень опасаюсь, чтобы он не поступил с вами так же, как поступили вы вчера с его собакою. Я жалею вас, почтеннейший, и чтобы спасти вас от такой случайности…
В продолжение разговора Феликс незаметно припер Стефанопулоса ко входу в конюшню. Дверь, которая, по-видимому, вела на сеновал, была раскрыта.
— Сюда! — воскликнул он повелительно, и Стефанопулос, едва не споткнувшись о порог, очутился за дверьми. Греческое проклятие вырвалось было у него из груди, но бешенство сковало его уста.
— Помогите, помогите! — кричал он, вне себя от гнева. Но Феликс захлопнул двери, щелкнул ключом и вернулся к лошадям. Заключенный не переставал бесноваться; через несколько мгновений лицо его показалось у небольшого окна с железной решеткой; стекла разлетелись вдребезги от сильного удара кулака.
— Если вы сию же минуту не отворите… Негодяй… бездельник…
— Я повторяю мой добрый совет, — сказал Феликс, подойдя совершенно близко к окну. — Держите себя прилично и уступите силе, если не хотите ухудшить своего положения. То, что я сделал, будет полезно для вас самих. К тому же ваше заключение не продлится более получаса. Я, конечно, не откажусь дать вам какое угодно удовлетворение, но только впоследствии, когда у меня будет свободное время.
Он надвинул шляпу, сунул в карман ключ и снова взял лошадей за поводья.
Решительный его образ действий так убедительно повлиял на кучера и остальную прислугу, что они не только не отважились прийти на помощь заключенному, но, напротив того, подобострастно предложили свои услуги и отвели в конюшню лошадей. Феликс отдал им нужные приказания и бросил по талеру. Потом он снова взял фонарь и, запретив следовать за собою, вошел в дом посмотреть, что сделалось с Янсеном.
ГЛАВА Х
Пока на дворе происходила эта комическая сцена насилия, Янсен, тяжело ступая и с трудом дыша, подымался по темной лестнице. В доме царствовала полнейшая тишина, изредка лишь
