В раю - Пауль Хейзе
Они предпочли отправиться не по железной дороге, а по шоссе.
— Она с ребенком не могла еще далеко уехать, поэтому мы наверное нагоним их верхами. Пойдем! Извозчик, которого только что привел Фридолин, довезет нас в десять минут, и мы достанем верховых лошадей. К тому же мы проедем мимо моей квартиры, где я захвачу свой револьвер. Твой пистолет внушит мало уважения господину Стефанопулосу. Доволен ли ты?
— Позвольте и мне ехать за вами в карете, — просила маленькая дама, — а то я умру со страху, ведь и я могу пригодиться. Эта бедная милочка, между незнакомыми людьми… Ведь она может заболеть с испугу и от сырости….
Феликс успокоил ее, как мог, а также убедил Розенбуша быть как можно сдержаннее и до их возвращения не пугать Юлию и Анжелику рассказами о случившемся.
Феликс вытащил на улицу своего приятеля, который, как будто утратив собственную волю, отдался совершенно в его распоряжение. Набросав коротенькую записку Ирене, чтобы она не ждала его к вечеру, барон сел в дрожки и приказал кучеру ехать как можно скорее.
Через полчаса оба приятеля мчались на лучших лошадях, каких только они могли достать, по большой дороге, ведущей от Зедлингерских ворот в горы.
ГЛАВА IX
Глубокая ночь темною пеленою разостлалась над окрестностями, ветер гнал густые облака. В глубоких колеях стояла мерзлая грязь. С ветвей деревьев, окаймлявших с обеих сторон дорогу, падали крупные дождевые капли. Ни один ворон не решался приютиться на дереве.
В этой бесприютной пустыне путникам не попадалось ни одной человеческой души, ни одна собака не провожала скачущих коней своим лаем. У всадников тоже как будто замерли слова на устах. Янсен передал Феликсу только самую суть дела, сообщил свою решимость положить раз навсегда конец такому положению дел и, кроме того, выразил предположение, что похищение ребенка сделано в надежде вырвать у него какие-нибудь обещания или же просто из мести, чтобы дать ему почувствовать свою силу. Может быть, также жена хотела выставить себя перед светом несчастною жертвою жестоких действий мужа, решившейся наконец с отчаянием на этот поступок.
Феликс молча все это выслушал.
«Хорошо, — думал он, — что дело будет наконец так или иначе покончено. Бог знает на сколько времени оно бы затянулось, если б переговоры велись издалека».
— Если ты сохранишь свое хладнокровие и отнесешься к делу серьезно, — сказал Феликс Янсену — то, по всем вероятиям, достигнешь желаемого результата, потому что после вчерашней комедии совесть у нее должна быть нечиста.
После этих слов он пришпорил лошадь и погрузился, несмотря на то, что приключения друга тяжело лежали у него на душе, в размышления о собственной своей судьбе. Он утром провел часа два у Ирены.
Воспоминание о недавних счастливых минутах и уверенность, что скоро наступит вожделенный конец собственной его томительной истории, делали Феликса нечувствительным к непогоде и вообще ко всем невзгодам этого ночного путешествия. К этому присоединилось еще радостное чувство, вызванное предстоявшею возможностью оказать услугу приятелю и надежда быть очевидцем счастья, которое должно было новою, светлою зарею осветить унылую жизнь Янсена. Под влиянием таких мыслей он весело насвистывал какой-то мотив, отбивая хлыстом такт. Заметив, что Янсен сильно пришпорил коня и ускакал вперед, барон перестал свистать, также пустил своего коня шибче и, нагнав Янсена, поехал рядом с ним крупною рысью.
Достигнув деревни, в которой все уже спало, несмотря на то, что еще было очень рано, они справились на постоялом дворе, проезжала ли здесь дорожная карета. Никто, однако, ее не видал. Два крестьянина, игравшие с хозяином в карты, подошли к дверям и выразили мнение, что в это время года через их деревню могли проехать разве только экипажи доктора или пастора. Они с недоумением посмотрели вслед быстро удалявшимся всадникам.
— На железнодорожном мосту близ Грос-Эзелое мы их нагоним, — сказал Феликс. — Там нельзя проехать в экипаже, и им поневоле придется ждать до утра курьерского поезда, с которым они должны будут отправиться дальше. Если только Розенбуш видел их наяву, то миновать этой деревни они не могли. Крестьяне на постоялом дворе, вероятно, так нагрузились пивом, что даже не расслышали стука колес проехавшей кареты.
Пробило шесть часов на башенных часах Грос-Эзелойской церкви, когда оба всадника подъезжали к этой деревне. На постоялом дворе собралось довольно разнообразное общество. Кельнерша, выглянувшая при приближении путников за дверь, ничего не знала о проехавшей карете. Только из бессвязных указаний какого-то пьяного парня, вышедшего из конюшни, можно было заключить, что карета поехала по дороге, ведущей через лес.
— Вперед! — воскликнул Феликс. — Другого выбора нам нет. Лесная дорога хорошо знакома как мне, так и Стефанопулосу. Здесь классическая почва артистических майских празднеств. В ближайшей деревне мы, без сомнения, отыщем беглецов.
Они снова погнали коней, но темнота ночи принудила их несколько умерить быстроту езды. Они углубились в густую чащу леса, который окаймляет берега Изара и летом составляет цель пламенных стремлений стольких людей, изнывающих в городской духоте. Но в это время лес смотрел неприветливо и угрюмо, так что обоих их обдало каким-то ужасом. Река с шумом мчалась в узком скалистом ложе, холодный ветер яростно раскачивал обнаженные вершины деревьев. Лошадь Янсена бесилась под своим угрюмым седоком, который сидел на седле как прикованный. Более часа не вымолвил он ни одного слова.
Вдруг Феликс дернул за поводья.
— Ты видишь? — сказал он сдержанным голосом. — Я готов биться об заклад, что это они! Давно пора. Мой конь хромает уже на правую ногу.
За лесной прогалиной виднелась деревенька, служившая сборным пунктом для артистов во время праздников, о которых упоминал Феликс. Черный абрис одного дома, повыше остальных, выделялся на сером фоне неба. В верхнем этаже все окна были освещены.
— Здесь или празднуется свадьба, или же сюда заехали гости, — сказал Феликс. — Поедем напрямик через лес. Теперь они от нас ни в каком случае не могут ускользнуть.
Лошади, почуяв близость конюшни, заржали, рванулись вперед и вскоре очутились перед оградою дома.
— Мои предположения оправдались, — сказал Феликс, привстав на стременах и оглядываясь кругом. — Карета стоит на дворе — двое лакеев отвязывают чемоданы, человек с фонарем — вероятно, кучер. Итак, с Богом.
Он спрыгнул с коня и подошел к приятелю, чтобы
