Колосья под серпом твоим - Владимир Семёнович Короткевич
И потому у всех немного сдавило дыхание, как перед первым душераздирающим шагом в ледяную воду Днепра.
— Полагаю, паны не изменили своего мнения о том, что главой тайного совета и воеводой назначен я? — спросил Раубич.
— Не изменили.
— Тогда слушайте. И властью будущего воеводы запрещаю вам спор. Разумные доводы и суждения можете выдвинуть позже, и, в период уточнения планов, их обсудит сам тайный совет и наиболее сведущие в военных и топографических делах участники будущего восстания.
Раубич умолк, словно не решаясь коснуться карандашом пергамента. Приднепровье лежало во всю длину стола и молчало. Дым от трубок вился над ним.
— Основой для моего плана было ваше происхождение, господа, — продолжал Раубич. — Те места, в которых вы начали собирать свои группы. Свои будущие загоны. Знаете местности и людей — вот ваше неоценимое преимущество. Поэтому я и склонился к диспозиции, которую предлагаю вашему вниманию. Отклонения от принципа происхождения — небольшие, и те люди будут руководить внутренними отрядами, наводить порядок, приходить на помощь тем, кому будет трудно. Держать осевую линию Днепра от Доева до Дубровны, сто семьдесят — сто восемьдесят верст по птичьему полету. Если же считать все излучины Днепра, то вдвое больше. Следить пристально, чтобы не пролетел песчаник-кулик. Держать сильно, как держат собственного ребенка.
Паны слушали внимательно и угрюмо.
— Так вот, — пояснял Раубич. — Суходол — это форпост. Это узел. Отсюда начинается осевая линия Суходол — Загорщина — Вежа — Дощица. Ее надо держать, если прорвутся с запада или востока. Оставлять за собою — любой ценой. Если она падет — это клин, это меч в тело восстания. А Суходол — рукоять этого меча. И потому я оставляю его за собой. Второе, что нам надо сразу сделать, — это отбиться от возможных сикурсов, от подкреплений, которые обязательно пойдут на помощь правительственным войскам... в тот мешок, который я, с вашей помощью, планирую создать им.
— Как? — спросил Мнишек.
— Смотрите. Пан Бискупович из окрестностей Еленца. Южный край моего участка доходит до вас. Я держу эту линию, и часть осевой линии Днепра, и участок по Друти. Вы видите?
— Вижу, — сказал Бискупович.
— Пан Вирский из Долголесья. Вы держите Днепр на двадцать верст на северо-запад, где мост по тракту Гомель — Глинная Слобода (очень важно), и на юго-восток, приблизительно до Холмечи и Стародубки.
— Помню, — подтвердил Вирский.
— Пан Якуб Ваневич.
— Слушаю вас. — Грузный здоровый Ваневич положил руку на угол между Днепром и Сожем.
— У вас второй по важности узел. Треть всего дела зависит от вас. Овладеть своим углом, держать его железной рукой — на что получите едва ли не наибольшую помощь людьми и оружием — и не допускать сикурсов с юга.
Раубич вел линию вдоль реки.
— Прошу панов учесть: вы все сидите на левом, преимущественно низком берегу Днепра. Поэтому всем нам придется заранее овладеть всеми ключевыми высотами этого берега. Я должен позаботиться об укреплениях Долгой Кручи, Городища, Чирвоной Горы, Споровских высот, Луцких горбов и так далее. Вы, Бискупович, овладеете Выбовскими и Смыцкими. От Речицы до Лоева особенно трудно, потому как там пятидесятисаженный обрыв гряды подходит с вражеской стороны почти к реке, а у нас местность низкая и заболоченная. Дополнительная трудность для вас, Ваневич, но вы бывший офицер, да еще из способных. На первый раз вам помогут заболоченная местность и дебри. Поскольку начнем весной, а разлив там порой достигает шести верст вширь — это даст вам необходимое спокойствие на то время, пока мы будем наводить порядок. Позаботьтесь лишь о том, чтобы свести под свою руку, на все высоты, которые в то время будут островами, все возможные плавающие средства. Чтобы вы имели полную свободу для маневрирования, а враг ее не имел... Я понимаю: не все на войне выходит так, как на бумаге. Но ведь, как в любом случае, должен быть план и наше великое стремление сделать все, что от нас зависит и что в наших силах, чтобы приблизить его к действительности.
— Понимаю, — произнес Ваневич.
— Ваш левый фланг, Ваневич, смыкается с правым флангом соседа у самого Гомеля. Там как раз край шестидесятисаженного плато подходит к самой реке. Там перекресток дорог, который надо держать даже ценой жизни... Пан Яновский из-под Радуги.
Яновский, который нервно и горячо обводил всех густо-синими глазами, едва не вскочил с места, услышав свою фамилию. Он был самый молодой из всех. Ему было двадцать лет.
— Знаю, — заспешил он. — Это легче. Высокий край плато. И труднее. Перекресток дорог на Студеную Гуту — Яриловичи — Чернигов, на Улуковье — Корму над Харапутью, на Узу — Кора- блище и на Борщовку — Речицу — Пересвятое.
— На последней дороге вам поможет Вирский. На Студеногутской — Ваневич, на Кораблищевской дороге — только минимум предосторожности. Она будет лежать целиком в нашей зоне... Но вам и без этого будет трудно.
— Знаю, — согласился Яновский. — Умрем, а не отступим.
И густо залился румянцем. Пожалел, что бросил последние слова.
— Пан Витахмович из-под Кормы и Старограда.
— Я слушаю вас, — отозвался жилистый Витахмович.
— Вы держите участок Чечерск — Корма — Гайшин — Пропойск. Он удобен высотами, но неудобен лесами.
— Выжжем, — спокойно предложил Витахмович. — Предыдущим летом, в засуху, пустим пал.
Паны смотрели на карту и начинали понимать рассуждения Раубича.
Раубич называл и называл участки и фамилии, и наконец петля замкнулась. Очерченный красным карандашом, пошире сверху и поуже снизу, лежал на карте кусок земли: неровный кремневый нож, направленный острием на юг.
— Пан Юльян Раткевич.
— Понимаю. Пропойск — Кричев и — от Сожа на Вихру-реку.
— Только до впадения в Сож Черной Натопы.
— Жаль. Интереснее мстиславльский участок.
— Правда. Но и тут работы хватит. Дорога на Рославль. А значит, дорога на Брянск, на Смоленск. Его кто стеречь должен?
— Я знаю. Но Мстиславль интереснее.
— Там сядет Выбицкий. Он тоже сделает что может. И даже больше.
Раубич помрачнел.
— Если до сих пор сами реки были для нас защитою, то теперь я своею властью отдаю в руки друга Выбицкого самый опасный и самый трудный участок. От Мстиславля до Гор. Тут нет водных
