Избранные произведения - Пауль Хейзе
Другие государства в какой-то мере обеспечивают свою безопасность с помощью дипломатии, договоров и союзов, нам же такая перестраховочная политика не подходит. Мы, как известно, держимся в стороне от высоких внешнеполитических сфер. И дай нам Бог держаться от них подальше впредь! Ибо день, когда мы заключим какой-либо союз или затеем тайные переговоры с заграницей, станет началом конца Швейцарии. Политически мы, таким образом, живем в темноте, в лучшем случае в полумраке. Когда наступают военные времена и над нами нависает опасность, мы оказываемся в положении того крестьянина, который слышит, как в лесу хрюкает дикий кабан, но не знает, выскочит ли он из чащи и если выскочит, то когда и откуда именно. По этой причине мы расставляем свои войска вдоль всей границы. И не надо полагаться на дружбу, которая соединяет нас с нашими соседями в мирные времена. Такие вещи в верхних эшелонах просто не принимаются во внимание. Это все безобидные шалости гражданских лиц. Благодаря военной дисциплине нынешние правительства, даже те, где имеются так называемые парламенты, крепко держат своих верноподданных в узде, контролируют их умы и сердца. Времена самопроизвольно возникающего братания народов миновали. Или вы можете представить себе армейское соединение, из любви к нам отказывающееся повиноваться своим командирам: «Со Швейцарией мы воевать не будем. Это наши друзья». На фоне военных команд и патриотических звуков боевых труб все другие голоса глохнут, в том числе и голос дружбы.
Вот почему я говорю: «То-то и оно!» Я полагаю, что при всем дружелюбии, которое связывает нас в частной жизни с тысячами германских верноподданных, при всей солидарности, которую мы благоговейно испытываем к немецкой духовной жизни, при всей задушевности наших родственных связей, вытекающих из общего языка, по отношению к политической Германии, к кайзеровской империи, мы должны занять такую же позицию, как и по отношению к любому другому государству: позицию нейтралитета и сохранения добрососедской дистанции в рамках наших границ.
Неизбежная сдержанность по отношению к германскому соседу, и без того дающаяся нам нелегко, будет еще более осложнена доброжелательными призывами, обращенными в наш адрес. Сначала прозвучит призыв не забывать о расовом, культурном и языковом родстве. Нам дадут понять, что это родство само по себе должно вести к самозабвенной поддержке германских интересов в этой войне. Как будто речь идет о филологических вопросах! Как будто пушки всех народов не говорят на одном и том же отвратительном воляпюке! Как будто не эта именно война утверждает подчиненность всех национальных связей связям государственным! Как будто тесная зависимость культурных ценностей народа от его политического могущества — решенный вопрос! Затем воспоследуют высказанные недобрым шепотом опасные попытки подбить нас во имя дружбы и благодарности на поступки, недопустимые даже во имя самой тесной дружбы и самой горячей благодарности: отказаться от нашего понимания истины и лжи и в угоду кому-то исказить наши представления о справедливости и беззаконии. Существует еще одна опасность: за поддержку тут же следует щедрая награда, за отказ от поддержки — угроза жестокого наказания. Сегодня всякий, кто пожелает, может за шесть убогих строк безусловной поддержки без труда добиться в Германии славы, почестей, популярности и прочих лакомых кусков. Надобно лишь отправиться туда, нагнуться и подобрать эти подарки. Одной-единственной строкой там можно завоевать доброе имя и признание. И строка эта даже не должна быть необдуманной и ошибочной. Предостерегающее, искреннее высказывание сослужит ту же службу. Мы не должны забывать о том, что ни один участник воюющих сторон в принципе не приемлет нейтрального образа мыслей. Он еще может понять его умом, если навязать ему этот образ мыслей силой, но никогда — сердцем. Мы кажемся ему равнодушными людьми в доме, где лежит покойник. Однако же мы совсем не равнодушны. Призываю в свидетели чувства всех здесь присутствующих — мы не равнодушны. Равнодушными мы кажемся потому, что не принимаем участия в общей свалке. Поэтому уже одно наше существование вызывает возмущение. Сперва оно производит неприятное, отчуждающее впечатление, затем вызывает нетерпение и, наконец, отвращение, кажется обидным и оскорбительным. Как, с нами не согласны? Осмеливаются иметь независимое суждение? Патриотически настроенный человек глубоко убежден в правоте своего дела и в подлом характере своих врагов. В нем трепещет от возмущения все, что не отзывается болью, надеждой и страхом, что не плачет и не печалится. И вот появляется некто, называющий себя нейтралом, и выражает солидарность с подлым врагом! Ибо любое взвешенное суждение воспринимается как выражение солидарности с врагом. И никакие заслуги, никакой авторитет и никакое имя не спасут такого человека от проклятия. Наоборот. Проклятия в этом случае будут еще громче. Наряду с вероломством и предательством его упрекнут еще и в неблагодарности. На поле боя мишенью выбирают офицеров, а в писательских кабинетах — знаменитостей. Скоро уже не останется ни одного, кого бы не объявили вероотступником и громогласно не выставили за дверь храма. Мы в растерянности. Не знаешь больше, куда себя относить — к украшениям человечества или к его отбросам.
Как можно противостоять столь опасным угрозам? Кто может молчать, пусть радуется этому и молчит. А кто не может, пусть поступает согласно поговорке: за правое дело стой смело. Чтобы спасти наши нейтральные души, дома наши наполняют пропагандистскими листками. Они выдержаны в бесцеремонном, часто приказном тоне, а иногда просто срываются на злобные ругательства. И чем ученее авторы, тем свирепее тон. Эти листки бьют мимо цели. О какой солидарности может идти речь, если при чтении возникает чувство, что господа сочинители готовы тебя сожрать? Похоже, они утратили способность понимать, как можно и как нельзя разговаривать с другими народами. Вопреки подобным обвинениям мы призываем наших забывших о правилах хорошего тона соседей к нормальному, дружелюбному, доверительному и непосредственному духовному обмену, который был у нас раньше и который, мы надеемся, установится после окончания войны.
К сожалению, немецкая Швейцария не сумела в достаточной мере избежать и противоположного
