Избранные произведения - Пауль Хейзе
Прежде всего нам надо выяснить, чего мы хотим. Хотим ли мы остаться швейцарским государством, представляющим в глазах других стран определенное политическое единство, или нет? Если нет, то тогда пусть каждая часть дрейфует туда, куда ее влекут приватные склонности и притяжения извне. В этом случае мне нечего вам сказать. Тогда, по-моему, надо оставить все так, как есть, и пусть все рушится и разваливается. Если же хотим, тогда нам надо осознать, что государственные границы — это демаркационная линия и для политических чувств. Все живущие по ту сторону демаркационной линии — наши соседи, и до поры до времени соседи добрые; живущие же по эту сторону границы значат для нас больше, чем соседи, они наши братья. А различие между соседями и братьями огромно. Даже самый лучший сосед при известных обстоятельствах будет палить в нас из пушек, брат же в сражении встанет плечом к плечу с нами. Больших различий просто не бывает.
Соседи по-свойски призывают нас не вкладывать так много чувства в понятие политической границы. Если мы услышим эти призывы, то вместо государственных границ, отделяющих нас от других стран, возникнут границы внутри нашей собственной страны, разверзнется пропасть между западной, южной и восточной Швейцариями. Я думаю, нам лучше держаться вместе в нынешних наших границах. Мы должны понять, что брат по политическим убеждениям нам ближе самого лучшего соседа или родственника по расовому признаку. Крепить это сознание — наш патриотический долг. И долг отнюдь не легкий. Не будучи единой нацией, мы должны чувствовать себя единым народом. В наших жилах течет разная кровь, мы говорим на разных языках, у нас нет княжеской династии, которая бы сглаживала противоречия, нет даже единой столицы. Не будем впадать в иллюзию: все это никак не способствует укреплению политического единства. Нам нужен единый символ, помогающий преодолевать наши слабости. И такой символ у нас, к счастью, есть. Это наш швейцарский флаг. Нам, следовательно, надо теснее сплотиться вокруг нашего государственного флага и создать необходимую дистанцию по отношению к тем, кто поклялся в верности другому знамени; надо, чтобы чувства наши тяготели к центру, а не разлетались по сторонам.
Без сомнения, для нас, нейтралов, было бы самым правильным поддерживать одинаковую дистанцию по отношению ко всем соседям. Такого мнения придерживается каждый швейцарец. Но его легче высказать, чем осуществить. Мы невольно подходим к одному соседу ближе и отходим от другого дальше, чем позволяет нам наш нейтралитет.
Западные швейцарцы подвергаются искушению слишком тесно сблизиться с Францией, у нас наблюдается обратная тенденция. И нас, и их нужно предостеречь, призвать к исправлению положения. Но положение в каждой части Швейцарии должно быть исправлено самостоятельно, изнутри. Мы не можем упрекать брата за его промахи; это приведет только к тому, что он ответит нам тем же, да еще с лихвой. Поэтому давайте с полным доверием скажем своим землякам из французской Швейцарии: пусть необходимые призывы прозвучат из ваших же рядов, а мы займемся своими собственными делами.
Особенно трудно поддержание дистанции дается немецкому швейцарцу. Он связан с Германией во всех сферах культурной жизни еще теснее, чем романдец с Францией. Возьмем, к примеру, искусство и литературу. С истинным великодушием Германия приняла в свое лоно наших мастеров, без тени зависти или ревности осыпала их почестями, а некоторых даже возвысила над своими собственными сыновьями. Сложились бесчисленные деловые, духовные и дружеские узы, возникло взаимное согласие, заставившее нас в долгие годы мира полностью забыть, что между Германией и немецкой Швейцарией существует некое подобие границы.
Возьмите в качестве примера меня самого. Я думаю, многие из вас воспримут мои ощущения, как свои собственные. В моей жизни был период юношеской увлеченности, когда я всматривался в незнакомую, удивительную Германию, лежавшую по ту сторону Рейна, полный страстного ожидания увидеть сказочную страну, где мечты становятся явью, где в ярких солнечных лучах разгуливают во плоти поэтические образы — благородные, прямодушные юноши романтиков, чуткие, ласковые девушки народных песен, где люди в повседневной жизни разговаривают на том же языке, на каком пишут наши классики, где горы и долины, рощи и ручьи приветствуют нас, как своих близких родственников. Да, это были наивные, детские представления. Но и сегодня, когда я давно уже перестал быть ребенком и избавился от наивности, меня встречает в Германии весеннее половодье понимания и беспредельной, неисчерпаемой симпатии. В самых отдаленных уголках этой страны у меня есть сотни и тысячи друзей. Когда я изредка появляюсь там собственной персоной, то встречаю добрых, любезных, отзывчивых и предупредительных людей, чьи чувства и чей язык мне понятны без перевода. Расставаясь с ними, я увожу с собой на родину прекрасные воспоминания и оставляю им свою горячую благодарность.
Напротив, своих французских друзей я могу пересчитать на пальцах левой руки, и при этом мне не понадобятся ни большой палец, ни мизинец. Да и три оставшихся пальца мне вряд ли придется загибать. Путешествуя по Франции, я чувствую себя одиноким, никому не известным человеком, меня окружают холод и недоверие.
То-то и оно! Да, но всему есть мера.
Поступиться своими политическими убеждениями ради приватных, личных, дружеских привязанностей? Следуя индивидуальным склонностям, с ликованием и раскрытыми объятиями встать под чужое знамя, символ чужой политики? Или кого-то шокирует, что житель немецкой Швейцарии называет чужим знамя германской кайзеровской империи?
Тогда скажите мне, зачем, собственно, наши войска стоят на границе? Почему они охраняют границу на всем протяжении, включая и границу с Германией? Потому, видимо, что при всех обстоятельствах мы не доверяем ни одному из наших соседей. Почему же мы им не доверяем? И почему это недоверие воспринимается нашими соседями не как оскорбление, а как нечто само собой разумеющееся? Потому что, по общему мнению, политико-государственные образования опираются не
