Портрет леди - Генри Джеймс
– А где Пэнси?
– В другой комнате. Там еще несколько гостей.
– Молодой человек, вероятно, среди них, – сказала мадам Мерль.
– Вы пришли встретиться с ним? – спросил Озмонд провокационно безразличным тоном.
Мадам Мерль взглянула на него. Она знала все его интонации – вплоть до едва уловимых.
– Да, мне хотелось бы сообщить ему, что я поговорила с вами, и это не слишком заинтересовало вас.
– Не говорите ему этого. Он постарается разогреть мой интерес. А именно этого я как раз и не хочу. Скажите ему, что я в гневе от его предложения.
– Но это не так.
– Не имеет значения. Скажите, что оно мне не нравится. Я дал ему это понять сегодня вечером и был с ним намеренно груб. Все это так нудно. Куда торопиться?
– Я скажу ему, что вы взяли время на раздумья.
– Нет, не надо. Он снова прицепится ко мне.
– Если я разочарую его, он будет делать то же самое.
– Да. Но в первом случае молодой человек будет стараться найти возможность объясниться, что будет чрезвычайно утомительно. В другом случае он, вероятно, промолчит и вступит в какую-нибудь более хитрую игру и оставит меня в покое. Ненавижу разговаривать с ослами.
– Вы так о бедном Розье?
– О, он невыносим с этой вечной своей керамикой.
Мадам Мерль с легкой улыбкой опустила глаза.
– Молодой человек – джентльмен, очаровательно энергичный и к тому же с доходом в сорок тысяч франков…
– Это нищенство… пусть и благородное нищенство, – перебил ее Озмонд. – Для Пэнси я хотел совсем не этого.
– Ну что ж, посмотрим. Он обещал мне не говорить с ней.
– И вы ему верите? – рассеянно осведомился Озмонд.
– Абсолютно. Пэнси, кстати, только о нем и думает, но вы вряд ли склонны придавать этому большое значение.
– И вообще никакое. Я не верю тому, что она о нем думает.
– Весьма удобная точка зрения, – тихо произнесла мадам Мерль.
– Пэнси говорила тебе, что любит его?
– За кого вы ее принимаете? И за кого вы принимаете меня?
Озмонд вскинул ногу и оперся своей тонкой лодыжкой о колено другой ноги; затем привычным жестом обхватил лодыжку пальцами и сидел, глядя прямо перед собой.
– Подобные события не застанут меня неподготовленным. Именно для этого я и дал ей монастырское образование. Все было сделано для этого – для того, чтобы, когда такой момент наступит, она бы подчинилась моей воле.
– Я не боюсь того, что девочка вас не послушается.
– Тогда в чем же дело?
– В общем-то, ни в чем. Но тем не менее. Я не советую вам окончательно избавляться от мистера Розье. Держите его при себе. Он может пригодиться.
– Я не способен к этому. Делайте это сами.
– Отлично. Я буду держать его на привязи и позволять ровно столько, сколько нужно, – сказала она.
В течение почти всего разговора мадам Мерль смотрела по сторонам. В подобных ситуациях она имела привычку делать множество пауз. Длинная пауза последовала за вышеприведенными словами. Перед тем, как тишина была снова нарушена, она увидела Пэнси, вышедшую из смежной комнаты в сопровождении мистера Розье. Девушка сделала несколько шагов и остановилась, глядя на мадам Мерль и своего отца.
– Он говорил с ней, – спокойно сообщила Озмонду мадам Мерль.
Тот даже не повернул голову.
– Вот чего стоят его обещания; его следовало бы выпороть.
– Он собирается покаяться, бедняга!
Озмонд поднялся и испытывающе взглянул на дочь.
– Впрочем, все это не имеет никакого значения, – пробормотал он, уходя.
Спустя несколько мгновений подошла Пэнси и со своей обычной милой благовоспитанностью поздоровалась с мадам Мерль. Приветствие со стороны леди было не более сердечным: дама просто дружески улыбнулась Пэнси.
– Как вы поздно, – тихо заметила девушка.
– Мое милое дитя, я никогда не приезжаю позже, чем намеревалась.
Мадам Мерль встала не для того, чтобы поздороваться с Пэнси, – она направилась к Эдварду Розье. Он тоже шагнул ей навстречу и торопливо прошептал:
– Я говорил с ней!
– Я знаю, мистер Розье.
– Она вам сказала?
– Да. Постарайтесь не наделать глупостей в оставшуюся часть вечера и приезжайте ко мне завтра в четверть шестого.
Она говорила очень строго, а в том, как она повернулась, выразилось столько пренебрежения, что с губ Эдварда невольно слетело проклятие, правда не выходящее из рамок пристойности.
У него не было намерения поговорить с Озмондом – это было бы и не ко времени, и не к месту; но инстинктивно он направился к Изабелле, которая сидела и беседовала с пожилой дамой. Розье подсел к хозяйке дома с другой стороны. Пожилая дама была итальянкой, и он посчитал само собой разумеющимся, что она не понимала по-английски.
– Вы недавно сказали, что не можете мне помочь, – сказал Эдвард миссис Озмонд. – Возможно, вы измените свое мнение, когда узнаете… когда узнаете…
Он заколебался.
– Когда я узнаю что? – тихо спросила Изабелла.
– Что с ней все хорошо.
– Что вы имеете в виду?
– Мы пришли к взаимопониманию.
– Тогда ничего хорошего нет, – сказала Изабелла. – Ничего не получится.
Бедный Розье взглянул на хозяйку полуумоляюще, полусердито; он покраснел от гнева.
– Со мной нигде так не обращались, – проговорил он. – Что вы все здесь, в конце концов, имеете против меня? Обычно меня принимают по-другому. Я мог жениться двадцать раз.
– Жаль, что вы этого не сделали. Я имею в виду не двадцать раз, а один – но удачно, – мягко улыбнулась Изабелла. – Вы недостаточно богаты для Пэнси.
– Ее совершенно не интересуют деньги.
– Пэнси – нет, но они интересуют ее отца.
– О да, он уже это доказал! – воскликнул молодой человек.
Изабелла встала и отвернулась от него. Она покинула пожилую леди, не извинившись, а Эдвард следующие десять минут делал вид, что с интересом рассматривает коллекцию миниатюр Джилберта Озмонда, размещенную на маленьких бархатных стендах. Но молодой человек ничего не видел перед собой – щеки его полыхали, он был глубоко оскорблен. С ним действительно никогда еще так не обращались – никто никогда не говорил ему, что он недостаточно хорош. Розье прекрасно знал себе цену, и, не будь ситуация столь ужасна для него, он просто бы посмеялся. Эдвард поискал глазами Пэнси, но девушка куда-то исчезла, а его главным желанием сейчас было поскорее убраться из этого дома. Перед уходом молодой человек еще раз обратился к Изабелле: его не оставляла мысль, что он наговорил ей грубостей. Это единственное, что могло бы подтвердить дурное мнение о нем.
– Я сказал о мистере Озмонде недопустимые вещи, – произнес Розье. – Но вы ведь помните, в каком я положении.
– Я не помню, что вы сказали, – сухо
