Портрет леди - Генри Джеймс
Он почувствовал себя очень уверенным после того, как неприятная ему девушка в розовом платье откликнулась на призыв своей матери, которая, бросив на Розье весьма многозначительный взгляд, сказала, что должна везти ее в другое место – к новым победам. Мать и дочь удалились, и теперь все зависело от Эдварда, – сумеет ли он остаться наедине с Пэнси, столь возлюбленным им невинным созданием. Ему еще никогда не предоставлялась такая возможность. Это был великий момент. Бедный молодой человек снова вытер лоб носовым платком. За той гостиной, где они сидели, была еще одна, поменьше, отделанная в желтоватых тонах; лампы в ней были зажжены, но, поскольку сегодня гостей было не очень много, она оставалась пустой весь вечер; было видно, что она просто чудесна. Розье несколько секунд стоял, глядя сквозь открытую дверь. Он боялся, что Пэнси убежит, и даже готов был схватить ее за руку, чтобы удержать. Но девушка осталась на том же месте, где попрощалась с молодой леди в розовом платье, и, судя по всему, не собиралась присоединиться к группе гостей в противоположном углу комнаты. Эдвард вдруг решил, будто она испугана – испугана так сильно, что не в состоянии сдвинуться с места; но, взглянув на нее, он убедился в своей ошибке и понял, что для этого она слишком невинна. После мгновений ужасных колебаний он решился спросить ее, можно ли ему осмотреть комнату со светлой мебелью, которая кажется столь манящей и столь недоступной. Озмонд уже как-то раз водил его туда полюбоваться французской обстановкой времен Первой империи, особенно часами (Розье они совершенно не понравились), громоздкой конструкцией в характерном для той эпохи классическом стиле. Он тут же понял, что это был ловкий ход.
– Конечно, можно, – сказала Пэнси. – Если хотите, я покажу ее вам.
В поведении девушки не чувствовалось ни малейшего напряжения или неловкости.
– Именно на это я и надеялся. Вы очень любезны, – пробормотал Розье.
Они вместе вошли в комнату, и Эдвард вновь подумал, что она просто безобразна; к тому же в ней было холодно. Пэнси, по-видимому, тоже почувствовала холод.
– Она не для зимних вечеров – летом в ней лучше, – произнесла девушка. – Все сделано по вкусу папы. У него столько вкуса!
«Это точно, – подумал Розье, – но иногда дурного».
Молодой человек огляделся по сторонам, не зная, что сказать в такой ситуации.
– А разве миссис Озмонд безразлично, как отделывают ее комнаты? Или у нее меньше вкуса? – спросил он.
– Да что вы, у нее прекрасный вкус! – воскликнула Пэнси. – Но в основном он касается литературы… и разных разговоров, а папа любит и такие вещи. Он знает все на свете!
Розье немного помолчал.
– Я уверен, одно он знает точно, – выпалил он наконец. – Он знает, что при всем моем уважении к нему и очаровательной миссис Озмонд… я прихожу сюда только ради вас!
– Ради меня? – спросила Пэнси, взглянув на него встревоженными глазами.
– Да, именно для этого я и пришел сюда, – повторил Розье, приходя в опьянение от мысли, что он поступает против всех правил.
Пэнси внимательно, пристально и открыто смотрела на него. Ей не было нужды краснеть – она и без того была сама скромность.
– Я так и думала, – произнесла она.
– И это не было вам неприятно?
– Как я могу ответить на этот вопрос? Вы ведь никогда ничего не говорили мне, – сказала Пенси.
– Я боялся вас обидеть.
– Разве в ваших словах есть что-то обидное? – тихо спросила девушка. Словно ангел поцеловал ее – такая тихая, прелестная улыбка озарила ее лицо.
– Значит, я вам нравлюсь, Пэнси? – очень нежно спросил Розье, чувствуя себя невероятно счастливым.
– Да… вы мне нравитесь.
Они прошли к камину, на котором стояли огромные часы времен Первой империи, и там остановились; здесь, в глубине комнаты, они были скрыты от посторонних глаз. Он взял ее руку и поднес к своим губам – единственное, что он мог сделать в ответ на ее слова, показавшиеся ему столь естественными, будто они были самим дыханием природы. Девушка не противилась ему – она стояла все с той же чистой, доверчивой улыбкой, в которой сквозила бесконечная покорность. Он ей нравился… он ей нравился все это время; теперь все может сбыться! Она была готова к этому… она всегда была готова, ожидая, когда Эдвард заговорит. И если бы молодой человек не заговорил, Пэнси ждала бы вечно, – а сейчас, когда его слова были сказаны, она упала к его ногам словно зрелый персик с дерева, когда его трясут. Розье почувствовал, что если сейчас он привлечет ее к себе и прижмет к своему сердцу, девушка безропотно подчинится – но было весьма рискованно проделать этот эксперимент в желтом salottino[70]. Оказывается, Пэнси знала, что гость пришел сюда ради нее, но, как настоящая маленькая леди, совершенно этого не показывала!
– Вы очень дороги мне, – пробормотал Розье, изо всех сил стараясь убедить себя, что законы гостеприимства это допускают.
Пэнси взглянула на свою руку, туда, где молодой человек поцеловал ее.
– Вы говорили, папа знает?
– Это вы только что говорили, что он знает абсолютно все.
– Думаю, вы должны поскорее в этом увериться, – сказала девушка.
– О, моя дорогая, теперь, когда я уверился в вас! – пробормотал Розье ей на ушко, но она устремилась в первую гостиную, словно давая ему понять, что их дело не терпит отлагательства.
Тем временем в первую гостиную пожаловала мадам Мерль, чье появление в любом доме на всех производило впечатление. Самый внимательный наблюдатель не сказал бы вам, как ей это удавалось, – она никогда не говорила громко, не хохотала, не двигалась быстро, не одевалась с вызывающей роскошью, словом, не прилагала никаких усилий, чтобы поразить остальную публику. Крупная, белокурая, улыбающаяся, невозмутимая, мадам Мерль словно распространяла вокруг себя спокойствие – и люди оглядывались из-за того, что вокруг все стихало.
На этот раз мадам Мерль повела себя даже тише, чем обычно. После объятий с миссис Озмонд, – более сердечных, чем обычно, – она села на маленький диванчик рядом с хозяином дома. Сначала произошел обычный обмен любезностями, – на людях они всегда соблюдали определенный ритуал, – а затем мадам Мерль, оглядывая гостиную, поинтересовалась, не приходил ли сегодня молодой мистер Розье.
– Он пришел около часа назад, но куда-то
