Портрет леди - Генри Джеймс
– Вы ни разу не сказали, что они довольны, и, когда я недавно написал миссис Тачетт, она мне не ответила. Если бы ваши родственники обрадовались, они бы как-то это да показали, и факт моей бедности и вашего богатства – наиболее очевидное объяснение их поведению. Конечно, когда человек без состояния женится на богатой девушке, ему следует ожидать, что ему поставят это в вину. Но меня это не тревожит. Меня заботит только одно – ваше счастье. Мне все равно, что думают другие. Мне всегда это было безразлично, и почему я должен начинать волноваться сейчас, когда так вознагражден? Не стану делать вид, будто мне жаль, что вы богаты. Я рад этому. Я восхищаюсь всем, что связано с вами, – деньги это или добродетель. Однако мне кажется, я прекрасно доказал, что могу обходиться без больших средств. За всю свою жизнь я ни разу, в отличие от остальных людей, не стремился заработать ни пенни и потому должен вызывать наименьшие подозрения. Но если вашим родным угодно подозревать меня – пусть. В общем-то, это вполне понятно. Со временем они лучше узнают меня – как и вы. А я, вместо того, чтобы волноваться, буду просто благодарен судьбе за жизнь и любовь.
– Любовь к вам сделала меня лучше, мудрее, спокойнее и веселее, – сказал он в другой раз. – Я привык желать много вещей и сердиться, что их у меня нет. Рассуждая отвлеченно, как я вам уже сказал, я был удовлетворен, льстил себе надеждой, что смог обуздать свои желания. Но временами я приходил в раздражение, у меня были неприятные приступы голода, неутоленности. Теперь же я действительно всем доволен, поскольку даже не могу придумать, чего бы мне хотелось еще пожелать. Так бывает, когда кто-то пытается читать книгу в сумерках, и вдруг зажигается свет. Я проглядел все глаза, изучая книгу жизни, и не нашел никакой компенсации за свои страдания; но теперь я читаю ее так, как следует, и вижу, что она восхитительна. Моя дорогая, я даже не могу выразить, какая, мне кажется, жизнь ожидает нас, какие впереди у нас долгие солнечные дни. Послеполуденная пора итальянского дня, когда все пронизано золотым светом и начали удлиняться тени, когда в воздухе, освещении, ландшафте разлита удивительная нежность, – эту пору я любил всегда, а теперь ее любите и вы. Не понимаю, почему у нас не должно все получиться. У нас есть все, чего душа может пожелать, – а теперь еще мы обрели друг друга. Мы обладаем способностью восхищаться прекрасным, и у нас есть твердые убеждения. Мы не глупы, у нас у обоих легкий характер, мы не подвержены каким-то глупым предрассудкам. Вы свежи – а я умудрен некоторым опытом. Моя дочурка будет развлекать нас; мы постараемся, чтобы она чувствовала себя в семейном кругу. Все, что нас ожидает, такое же светлое и теплое, как краски Италии.
Изабелла и Озмонд без конца строили планы, оставляя за собой право на свободу действий. Естественно, они оставались жить в Италии. Здесь произошла их встреча, здесь они впервые узнали друг друга, здесь они и собирались познать семейное счастье. Озмонд был предан Италии, как своему закадычному другу, Изабелла же наслаждалась вновь приобретенным знакомством, которое сулило ей массу приятных минут. Тяга к освоению беспредельных просторов сменилась в ней сознанием, что жизнь пуста, если в ней нет цели, нет обязанностей, наличие которых направляло бы ее силы в нужное русло. Девушка сказала Ральфу, что два года изучала жизнь и ей уже наскучило наблюдать жизнь вместо того, чтобы жить. Что сталось с ее пылкими порывами, теориями, стремлением к независимости и непоколебимым убеждением, что выходить замуж не стоит? Все это было поглощено одним примитивным чувством – чувством, которое отвечало на все вопросы, удовлетворяло все желания, решало все проблемы. Оно упрощало будущее одним махом. Оно сошло сверху, как свет звезд, и не требовало объяснений. Достаточно было того, что он принадлежит ей, что она любит его и может быть ему полезна. Она выходила за него с чувством особой гордости: она не только брала, а и отдавала.
Мистер Озмонд два или три раза привозил с собой на прогулку Пэнси. Девочка немного подросла за год, но почти не повзрослела. Ее отец, видимо, считал, что она навсегда останется ребенком – он водил пятнадцатилетнюю дочь за руку и отсылал ее погулять, пока они поговорят с милой леди. На Пэнси было короткое платьице и длинный плащ, и всегда казалось, что ее шляпа слишком велика. Она быстрыми мелкими шажками уходила в дальний конец аллеи и возвращалась, глядя на наших собеседников с улыбкой, словно ожидая, чтобы ее похвалили. Изабелла охотно хвалила ее и была нежна с ней – она чувствовала, что девочка очень в этом нуждалась. Изабелла с интересом следила за Пэнси, готовясь к ответственности, которую уже готова была на себя возложить. Озмонд так привык обращаться с девочкой, как с ребенком, что до сих пор еще не удосужился объяснить свои новые отношения с элегантной мисс Арчер.
– Она не знает, – сказал он Изабелле. – И даже ни о чем не подозревает. Пэнси считает вполне естественным, что мы с вами прогуливаемся вместе, просто как добрые друзья. Ее наивность так очаровательна! Мне хочется видеть ее именно такой. Теперь уж мне не придется думать о том, что я неудачник, наоборот, я добился двойного успеха – женюсь на женщине, которую боготворю, и вырастил дочь в старомодных традициях – так, как и хотел…
Мистер Озмонд чтил старомодные традиции во всем. Изабелла видела в этом совершенство его характера.
– Мне кажется, вы не узнаете, добились ли успеха, пока не известите ее, – ответила Изабелла. – Еще неизвестно, как Пэнси воспримет новость. Вдруг она ужаснется или начнет ревновать.
– Я не боюсь этого. Пэнси очень любит вас. Мне хотелось бы оставить ее в неведении еще немного. Интересно, придет ли ей в голову мысль о том, что мы должны обручиться.
Такое эстетическое понимание наивности Пэнси поразило Изабеллу – она была больше обеспокоена нравственной стороной. Однако она испытала удовольствие, когда Озмонд несколько дней спустя сказал ей, что сообщил новость дочери и та радостно воскликнула, не удивившись и не встревожившись.
– Возможно, она догадывалась, – предположила Изабелла.
– Не говорите так. Мне это было бы неприятно. Я считал, что это будет для нее некоторым потрясением, но то, как она восприняла новость, доказывает совершенство ее манер. Это именно то, что мне и
