Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Граф Никита Панин пожал плечами:
– Князь неопределенно улыбался. Лицо его говорило, что ему неприятно сие сравнение.
Павел Петрович, внимательно слушая графа Панина, вдруг фыркнул:
– Странные у них разговоры. Не собирается же князь жениться на ней? У него семья…
Панин, поправив шелковый шейный платок, степенно резюмировал:
– Мыслю, он уезжает, понеже желает оставить ее. Но, кто их знает, Павел Петрович? Ходят слухи, что она в тягости от него.
Великий князь в недоумении, высоко подняв брови, воскликнул:
– Вот тебе и нравы у наших замужних красавиц! Вот так нравы!
* * *
В конце октября в Крыму вспыхнуло восстание против хана Шагин-Гирея. Князь Потемкин собрал в начале ноября Совет, где обсуждали заготовленный Никитой Паниным ответ на записку, врученную Портой русскому послу в Константинополе Александру Стахиевичу Стахиеву. Потемкин заявил на Совете, что нужно сделать все потребные к войне приготовления и быть в состоянии при необходимости нанести сильный удар. Совет высказался за всевозможные меры к сохранению мира, но рекомендовал быть готовыми к войне с Турцией из-за Крыма. Императрица полагала, что естьли бы война началась и продлилась в будущем году, то главный удар следовало бы нанести по турецкой крепости Очаков, закрывавшей выход из Днепровского лимана в Черное море. Был отправлен соответствующий рескрипт к посланнику Стахиеву. В декабре в Ахтиарскую гавань вошла турецкая эскадра. На Кубани на стороне мятежников сражались и некрасовцы. Однако, конце осени российские правительственные войска нанесли восставшим тяжелые поражения. Санкт-Петербург с радостью воспринял оную новость.
Опричь сей радости, той зимой для императрицы был еще одна существенная радость, изрядно изменившая ее приватную жизнь: двенадцатого декабря родился ее первый внук. Она давно положила, что, как и когда-то императрица Елизавета, она всенепременно заберет дитя к себе. Бездетная Елизавета Петровна, отнимая у нее сына Павла, желала утолить свою нереализованную материнскую заботу и ласку к новорожденному внуку. Таковые же чувства испытывала и Екатерина: она не прочувствовала радость материнства с собственным сыном в полной ее мере, понеже его отобрали у нее. Ей же, как всякой матери, хотелось ежедневно прижимать к сердцу, целовать, и обнимать маленькое родное существо. Нуждаясь в достойном преемнике, она не видела в собственном сыне, Павле Петровиче, своего последователя. Паче того, сын, подспудно таящий к ней ненависть, о которой она, как умная женщина, догадывалась, не мог, по ее разумению, стать ее достойным наследником.
Родной внук был единой возможностью для нее воспитать себе преемника в духе просвещения, добра, готовым к великим свершениям. И, конечно же, ее внучок, не в пример отцу, будет любить свою бабушку! Первенец Великокняжеской семьи был назван Александром в честь святого Александра Невского, но не токмо: втайне, Екатерина чаяла, что ее внук станет подобным Великому Александру Македонскому. Станет русским императором, коему предстояло, опричь укрепления России, отвоевать у турок, завоеванную когда-то ими, греческую цивилизацию.
Новорожденного Александра поместили в просторной комнате, посреди которой была поставлена кровать, окруженная балюстрадой, которая препятствовала приближению к кроватке сразу нескольких человек: Екатерина никак не хотела, чтоб его тетешкали все, кому оное взбредет в голову. В деле взращивания своего внука она придерживалась пословице: «Береженого всяк бережет, не береженого – лихо стережет». Александр лежал на маленькой железной кровати без полога на кожаном матрасе, покрытом простыней. Под голову имелась подушечка, укрывали его легким английским одеяльцем. С первых дней жизни порфирородный наследник приучался к ежедневному обмыванию в ванне сначала теплой водой, к году Екатерина планировала купать дитя холодной: так советовали ученые и просветители, коих Екатерина основательно изучила.
В честь рождения внука, императрица Екатерина Алексеевна задала в Эрмитаже роскошный бал и устроила праздник. Все залы дворца были украшены изображением из настоящих брильянтов и жемчугов громадного вензеля, буквы «А», от первой буквы имени новорожденного Великого княжича Александра.
Записки императрицы:
12-го декабря 1777 года появился на свет Великий князь, мой внук Александр Павлович. С первого взгляда – похож на мать, Марию Федоровну.
* * *
Императрица Екатерина Алексеевна наконец заполучила нашумевшую книгу Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов», вышедшую в прошлом году. Ей, как и многим ее современникам, хотелось узнать, каковы же все-таки причины обогащения народов и что для того надобно учинять. Однако, поделиться мыслями после прочтения труда известного экономиста ей было, фактически, не с кем: не было ни Кирилла Разумовского, ни Орловых, ни Строганова, и Потемкина нелегко было заполучить во дворце. Можно было поговорить с банкиром Андреем Шуваловым, но… не хотелось.
В декабре, граф Панин доложил, что войска главнокомандующего американской армии, Джоржа Вашингтона, перешли реку Делавер и обрушились на британский лагерь Трентон и захватили в плен тысячу солдат.
– Наемников? Солдат-наемников? – воскликнула Екатерина. – Как же хорошо, что мы не продали Англии наших солдат, о коих они так нас просили!
– Вы поступили премудро, государыня-матушка! – почтительно отозвался Панин, с трудом шаркнув ногой. Никита Иванович последнее время казался непомерных размеров, и стоять ему было тяжело. Императрица пригласили его за стол. Тот, с удовольствием приняв приглашение, грузно уселся, еле вмещая себя в кресло.
– Вы ведь знаете, Никита Иванович, что я всегда придерживаюсь мудрых русских поговорок: «Говори мало, слушай много, а думай еще больше» и «Всех слушай, а свой ум имей».
Граф Панин почтительно кивнул:
– Право, государыня: «с людьми советуйся, а своего ума не теряй». Ваша мудрость непоколебима! Американский Джорж Вашингтон должон денно и нощно об вас, государыня, молиться!
Екатерина на похвалу не среагировала.
– Что же? – сказала она. – Американские штаты теперь сами по себе, не зависят от Англии? – недоверчиво испросила она.
– Стало быть, государыня, появилось новое государство, – заявил граф.
– О том я и толкую. Новое государство… Как-то оно станет супротив нас? Дружественна ли, враждебна?
– А что ему с нами делить? Оные штаты за океаном. Они сами себе, а мы сами по себе, – ответил с энтузиазмом Никита Иванович.
– Что ж, жизнь покажет, граф, – скептически заметила Императрица. – Однако, мыслю, теперь им пристало время позаботиться и о положении своих черных рабов.
Панин с минуту поразмыслив о рабах, привычно постучав пальцами по столу, изволил глубокомысленно изречь:
– Или черные рабы сами об себе позаботятся.
Императрица бросила на него внимательный взгляд:
– Вот-вот! То-то и оно! Догадываюсь, граф, вы сей час подумали о наших крепостных крестьянах. Я давно о них думаю и ничего придумать не могу…
Панин склонил голову, при том его толстые щеки расплылись по шее:
– Единая надежда, государыня, что мы не дождемся, когда им придется самим о себе позаботиться.
– Уж,
