Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
– Так ужо и страдает, – усомнилась Екатерина, пытливо взглянув в лицо кабинет-секретаря.
– Ей Богу, Ваше Величество! Все об том могут подтвердить, государыня Екатерина Алексеевна, – со всей искренностью побожился Александр Андреевич. – А работник он, сами знаете, отменный, мне он был первым помощником.
– Стало быть, он вам здесь необходим, – паки уточнила императрица, довольно бесцеремонно оглядывая своего секретаря, остановив свой взгляд на его, как всегда, слегка спущенных чулках.
– Стало быть, так, Ваше Величество, – подтвердил Безбородко, смирно и неуклюже вытягиваясь перед государыней, понимая, куда направлены глаза императрицы.
– Что ж, пусть возвращается на ту же должность, Александр Андреевич. Ведь и мудрому человеку совет требуется, тем паче, что он ваш друг, – изволила милостиво уступить его просьбе императрица.
Безбородко суетливо стал прибирать на столе, зашелестев бумагами. Со стола полетели перья и карандаши.
Восьмого августа Завадовский паки был в столице. Желая узнать последние придворные новости, он сразу обратился к камердинеру Захару Зотову и Марии Саввишне. Те не поскупились, все рассказали любезному бывшему фавориту. Зотов в крайней печали поведал, как однажды князь Потемкин, рассердившись и хлопнув, по своему обыкновению дверью, ушел.
– Чуть было дверь с петель не сорвалась, – хмуро заметил камердинер. – Бедная государыня Екатерина Алексеевна, заплакала.
– Ах, паршивец! – покачал головой Петр Васильевич, гневно собрав на переносице брови. – И дальше как? Как наша государыня? Все плакали?
– Я прибирал в комнате, а она мне говорит: «Посмотри, Захар, как он там, что он делает?» Я и пошел в покои князя. Тот ходил из угла в угол. Увидев меня, спросил: «Как она? Плачет?»
– Изверг! Еще и спрашивает! – возмутилась Мария Саввишна.
– Я ему говорю, дескать, плачет, неужели ему не жалко ее? Ведь она будет не здорова.
Зотов расстроено покачал головой.
– И что же сей господин ответствовал тебе? – взволвнованно вопрошал Завадовский.
– Что? Потемкина лицо показало недовольство: «Пусть, – сказал он с досадой, – пусть ревет!» Сказав оное, вышел вон. По направлению шагов я определил, что пошел к ней.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – пробормотала Саввишна и тут же поведала Завадовскому, что Потемкин позволяет себе быть совершенно невнимательным к государыне.
– Первого августа сего года, – сетовала она, – наша карета оказалась впереди крестного хода на празднике «Происхождение честных древ Животворящего Креста Господня». Императрица рассердилась и выговорила Потемкину свое неудовольствие.
Завадовский испуганно расширил глаза:
– И что же?
– Что-что? – ответила бесстрастно Саввишна, – разобиженный граф Григорий не появился на большом воскресном обеде на следующий день. Голубушка Екатерина Алексеевна исстрадалась вся, что среди приглашенных на обед его не оказалось, хотя все ожидали его.
Завадовского, вестимо, волновало – стоящий ли у императрицы новый любимец, но задать вопрос об том не решился. Исходя из всех подобных рассказов, у Петра Васильевича, забрезжила надежда, что Екатерина захочет вернуть его на прежнее место фаворита, но следующие встречи с ней и холодное отношение императрицы, быстро охладили его несбыточные мечты.
* * *
Десятого сентября, в ненастный осенний день, красавец Зимний дворец, наконец, угомонился. Ночь вступила в свои права, все спали, окроме, вестимо, гвардии стоящей на страже на своих постах. Погода способствовала хорошему сну: целый день дул ветер и шел проливной дождь, барометр упал до тридцати градусов. Уставшая Екатерина, едва коснувшись подушки, заснула глубоким сном. Вдруг, среди ночи, услышала истошный крик Марии Саввишны:
– Вставайте скорее! – кричала она. – Государыня, голубушка, Боже мой, какое несчастие!
Екатерина сразу же поняла: произошло особливое неприятное событие. Она сей же час дернула звонок, встала и, подойдя к окну, увидела, что во дворе люди по пояс в воде. Вбежал дежурный и сообщил о наводнении. Вода подступила к ступенькам дворца. Екатерина подошла к окнам, выходящим, на набережную Невы, и пред нею предстала бушующая река, растекшаяся бескрайним морем. Волны бешено били в стены дворца, как бы вздрагивающего от их ударов и от сильного ветра. Множество судов, сорвавшихся с якорей, сталкивались друг с другом и со скрипом и треском разбивались. Вбежавшие фрейлины жались друг другу и с ужасом наблюдали водную стихию. Перекусихина и Протасова скоро помогли государыне одеться и теперь неотступно бегали рядом с императрицей, коя токмо и успевала отдавать распоряжения. Одним из первых было – снять часовых в нижних этажах и подвалах, иначе они могли утонуть. Ветер, дующий с неуемной силою, поднимал волны, заливая все вокруг и, казалось, еще мгновение, и все будет снесено с лица земли. Продолжалось оное всю ночь. Перед глазами стояла вода, вода и паки вода, которая поднялась на десять футов и семь дюймов и залила почти весь город.
Когда она начала спадать, Екатерина в сопровождении генерал-полицмейстера Чичерина, Потемкина, Зорича и адъютантов на лодке поплыла по местам бедствия. Набережная была завалена разбитыми судами, все мосты сломаны, погибло много скота, благодаря людской смекалке и расторопности многие завели свой скот, в том числе и лошадей, в свои дома и тем спасли их. По улицам люди плавали на лодках. Погибло или повредилось много товаров на кораблях. На следующий день императрица со свитой объехали город. Смотреть на все последствия бедствия было тяжело.
За два дня до этого была сильная буря, погубившая много деревьев в садах, особливо Летний и, заваленная обломками, Галерная набережная. Из разбитых деревянных судов образовались громадные плавающие и сброшенные на берег кучи бревен и досок, которые растаскивались простым людом и тут же продавались. Дрова продавались в два раза дешевле за сажень, обыкновенно стоившие полтора рубля. Красивая Миллионная улица во многих местах была разбита. На ней стояли большие парусные суда, перекинутые водою через парапет. Набережная перед самым Зимним дворцом тоже была завалена судами и бревнами. Императрица не спала всю ночь, стараясь помочь уменьшить бедственное положение. Однако, забыли про заключенных в крепости, вследствие чего погибло около двух тысяч преступников. Негодованию и огорчению Екатерины не было предела.
Екатерина вызвала генерал-полицмейстера Чичерина и, метая громы и молнии, отчитала верного своего слугу, многое сделавшего для столицы. Она обвиняла его в гибели людей, приписав последствия наводнения нераспорядительности полиции. Одеревеневший от вида разъяренной государыни, коя явно была не в себе, смертельно побледневший генерал, был отпущен, но дома он
