Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Записки императрицы:
Иваном Перфильевичем Елагиным основано театральное училище во главе с Иваном Дмитриевским. Помогали ему его секретари и молодые литераторы, коим он покровительствует – Денис Фон Визин и Василий Лукин.
Прибыл новый аглицкий чрезвычайный посланник и полномочный министр, питомец Оксфорда и Лейдена, сэр Джеймс Гаррис, тридцати одного года. Он вручил мне «Верительную грамоту» двадцатого декабря сего 1777 года.
* * *
Новый аглицкий посланник, Джеймс Гаррис ничем не уступал французу де Корберону ни по возрасту, ни по привлекательности, ни по уму и обходительности. Гаррис был худощавее и немного чопорный. Блондин и брюнет, оба, на взгляд придворных, хороши по-своему. Благодаря Потемкину, сэр Джеймс Гаррис сумел изложить императрице Екатерине Алексеевне современное состояние Европы и Англии. Екатерина, внимательно выслушав его, сказала:
– Сэр Джеймс, я вполне разделяю ваш взгляд относительно положения Европы и понимаю, в каком критическом положении очутились Великобритания. Вы весьма разумно все разложили по полочкам. Что касается меня, то я весьма желала бы вам быть полезной.
– Ваше Императорское Величество, – горячо воскликнул посол, – мы были бы счастливы найти в вас своего союзника!
Екатерина осадила его горячность укоризненным взглядом.
– Но… есть «но», которое удерживает меня от союзничества с вами. И сие есть – опасение ввергнуть Российскую Империю в новую войну. Вы ведь знаете, что мы токмо завершили долгую и кровопролитную войну с Турцией.
Посол, склонив голову, печально молвил:
– Вестимо, Ваше Императорское Величество, война была тяжкой, но…
Екатерина перебила его:
– Должно сказать, сэр, я высокого мнения о вашей силе и уверена, что одержите победу над Францией и Гишпанией. Касательно же колоний американских, то… – Екатерина даже понизила голос, – может статься, вам лучше отказаться от них, сэр Гаррис.
Находящиеся в глубине кабинета Безбородко и Потемкин одобрительно переглядывались.
Аглицкий посол, смущенно переминался с ноги на ногу, облизывая сухие губы.
Жалея его, проговорив с ним еще минут десять, Екатерина поднялась, давая знать послу, что аудиенция закончилась. Приложившись к руке, удрученный неудачным для него ходом беседы, Джеймс Гаррис удалился.
Екатерина обратилась к Потемкину и Безбородко:
– Как вам аглицкий посланник?
– Как? Любезный, заметно образованный…, – заметил князь.
– Он учился в Лейдене и Гарварде. С двадцати четырех лет был посланником в Берлине. Думаю, такового образованного посла шлют, когда хотят добиться чего-то важного, – молвила Екатерина, вопросительно взглянув на Светлейшего.
– Все проще пареной репы, государыня. Великобритании нужон с нами союз, особливо теперь, когда она находится в политической изоляции. Кто сейчас пойдет к ней в союзники? Пруссия? Франция? Австрия? Гишпания? – задал риторический вопрос военный министр и тут же ответил:
– Никому дела до нее нет, у всех свои не решенные дела.
– Паче того, почти все настроены к ней враждебно, – заметила императрица.
– И сие знатно, государыня, что вы осторожно советовали признать независимость североамериканских колоний и заключить мир.
– Но Гаррис настаивал на заключении оборонительного и наступательного союза между Россией и Англией, – с сомнением в голосе, молвила Екатерина.
– Однако, вы, государыня-матушка предпочли-то оставаться на прежних своих позициях. И оное предпочтение – правильное! – одобрительно подчеркнул Светлейший князь.
Екатерина все-таки неуверенно отметила:
– Он ведь искал сначала союзнические пути через Никиту Панина, но тот же горой стоит за пруссаков. Ему не до аглицких войн.
Безбородко молчаливо, но согласно кивавший, вдруг изрек:
– Нам даже лучше, что они дерутся между собой. Остается токмо воспользоваться оным, дабы укрепить позиции России на Юге.
Потемкин переглянулся с Екатериной.
– Правильно мыслите, Александр Андреевич! – задорно отметил Потемкин. – Надобно плотнее заняться причерноморскими землями, – заявил он и подошел к разложенной на столе карте. – А паче всего – Крымом! Надобно его, во что бы то ни стало, присоединить к России!
Екатерина не спускавшая с него глаз, с минуту наблюдала, как он изучает карту. Вздохнув, она подошла к нему:
– Ах, как бы хотелось, князь, завладеть сим яблоком раздора и как можливо быстрее!
* * *
Французский поверенный, вышагивая рядом с графом Львом Нарышкиным по аллеям при Зимнем дворце, говорил:
– Не знаю, граф, дошли ли до вас слухи, что шведский король, в сопровождении Бецкого, был с визитом у господина Рибас?
– Не ведаю, барон, но считаю оное возможным.
Де Корберон презрительно скривил губы.
– Мои друзья уверяют, что оное имело место. Как таковое могло случиться. Ведь сей Рибас весь в грязи!
– Вот оные подробности, мой друг, мне не известны.
Француз недоверчиво вперил в него глаза.
– Граф, с тех пор как юный барон Перре вышел из кадетского корпуса и сообщил о домогательствах Рибаса, его всеми мерами стараются очернить. Особливо старается сам итальяшка Рибас.
– Рибас не итальянец, он гишпанец. Что же на самом деле произошло с вашим французом – Перре?
Де Корберон принялся горячо излагать:
– Понимаете, граф, распространился слух, что один из его учителей видел Рибаса ночью, в саду Кадетского корпуса. Однако, тот самый учитель, потом публично отрекся от такого показания, и подал в отставку.
– Понеже что?
– Понеже Греа, правая рука Рибаса, предлагал оному учителю шесть сотен рублев за свидетельство против Перре. Скажи, мой друг, в какой еще стране можно видеть подобные ужасы? И оному Рибасу вверяется воспитание молодых дворян России! Хорошие надежды на будущее!
До Нарышкина доходили слухи о похождениях де Рибаса, но, однако, не придавал им значения. Теперь, послушав француза, он рассвирепел:
– Да, естьли бы все подвиги оного поганого гишпанца стали известны императрице, вот была бы буря!
Де Корберон просительно взглянув на Нарышкина, спросил: – А можливо ли вам, граф, сообщить императрице о низких пристрастиях де Рибаса? Ведь все знают: она весьма благосклонна к вам.
Нарышкин, глянув в сторону исподлобья, буркнул:
– Я подумаю, барон, но обещать, не могу.
Де Корберон опустив голову, молвил:
– Что и говорить: у низких, грязных негодяев, есть своя звезда. Кстати, граф, как вы относитесь к аглицкому послу Джеймсу Гаррису?
– На вид, совершенно пристойный малый. Разговаривает умно. А что?
– Да, так… Любопытно, каковые цели он приехал добиваться. Я, как француз добиваюсь с вами торговых отношений. А вот он…
Нарышкин усмехнулся, хлопнул его по плечу.
– Вестимо, и он, прежде всего, желает торговать с нами, барон.
Де Корберон нахмурился:
– Согласен, что прежде всего – торговать, но ведь еще что-то ему надобно от вас. По его глазам вижу.
– По глазам? Ну-ну, барон…
Записки императрицы:
В генваре отряд кабардинцев из четырех тысяч человек тщились осадить Павловскую крепость, но приближение Владимирского драгунского полка и двух
