Вечная мерзлота - Виктор Владимирович Ремизов
За вторым поворотом открылась огромная наледь через всю реку. Вода на перекате выбивалась на поверхность льда и где-то замерзала, но во многих местах парила живая. Полковник Кошкин выругался, следы легких саночек каюра вели к берегу и там глубоким снегом обходили препятствие. Так же надо было тащить и тяжелые нарты, и балок — ехать по наледи было нельзя — олени скользили копытами и падали. У людей мокла обувь. Почти два часа, раздевшись до гимнастерок, обходили этот перекат. Распрягали и запрягали оленей, топтали им тропу в глубоком снегу.
Перекурили, тронулись и за ближайшим поворотом реки увидели Гусева с Гринбергом. Те сидели на лунках с удочками. Подъехали. Горчаков взялся за пешню и стал долбить свою лунку, а полковник в нетерпении разматывал удочку:
— Блесну-то какую? Как в прошлый раз? Ефим?!
— Не знаю пока, только опустили, — каюр вытащил снасть, уступая полковнику свое место, отошел в сторону и стал долбить новую лунку у самого берега.
Василий Степаныч опустил блесну, дернул несколько раз и вскоре, сопя, вытянул на снег приличного хариуса.
— Опустить не успел! Смотри, Ефим! — азартился полковник, нетерпеливо выдирая крючок изо рта золотисто-бронзовой рыбины с высоким радужным спинным плавником. Даже приплясывал от нетерпения. Снова опустил блесну. — Оп-па! Есть контакт! — полковник высоко вскинул руку, подсекая, и опять быстро потянул из лунки. — От винта!
Еще один хариус закувыркался в пушистом снегу рядом с первым.
Горчаков, не торопясь, прорубил свою лунку, закурил, разматывая шнур с короткого удильника. Снасти были каюра Гусева. Самые примитивные — шнур толстый, вместо блесны — ложка с двумя большими крючками, припаянными с двух концов. Горчаков отрезал от пойманного хариуса хвост и насадил на крюк, осмотрел грубую конструкцию, три дня назад он отлично ловил на нее налимов.
Полковник в азарте тянул очередного «разбойника», но вдруг быстро сунулся в лунку и замахал мокрой рукой:
— Ефим, опять оборвал! Ну е-мое! Ну, шнур у тебя говно! Привяжи, брат, новую? Я нечаянно!
Ефим Гусев сидел над лункой, налаживая свою снасть. Смотрел недовольно:
— Ты, Василий Степаныч, как пацан, ей-богу! Говорю же — не тяни так сильно! А ты прешь! Сам же об лед и оборвал! Это какое же нетерпение надо иметь?! А еще полковник!
— Ефим, ты не ругайся, брат, дай мне твою удочку пока?
— Не-е, Степаныч, вот тебе последняя блесёнка, сам привязывай! Порвешь — на гвоздь лови!
Леня больше наблюдал за другими, интеллигентно и бестолково подергивая своей удочкой в лунке. У него не клевало. Леня не был рыбаком, и создавалось ощущение, что ловит он из вежливости. Ефим, крякнув довольно и бурча что-то про себя, вытащил хариуса из новой лунки. Горчаков докурил и стал опускать свою блесну.
— От винта! — опять радостно и громко раздалось от полковника авиации. — Смотри, Ефим, у тебя такой же?
— Ух-х! Удочку вырвал! — Леня, очень удивленный, тоже тянул рыбу.
Горчаков стоял в стороне, у него не клевало, он поддернул блесну повыше, ревниво понимая, что у него самая большая блесна и для хариуса она не годится... Снасть кто-то сильно тянул вниз. Горчаков перехватил рукой шнур и ясно почувствовал — там, внизу под ним возилось что-то очень тяжелое и не хотело наверх. Он заволновался, сглаживал могучие уверенные рывки и потянул вверх. Рыба подошла ко льду, задвигалась активнее, толчки усилились. Горчаков опять отпустил...
— Что примолк, Георгий Николаевич?
— Крокодил взял! — Горчаков, удерживая рыбу, присел к самой лунке.
— Не торопись! — Ефим шел к нему с пешней. — Помучай! Тут таймени и по полцентнера попадают, такой в узкую лунку не дастся...
— О, Ефим, я чира поймал! — полковник поднял над головой крупную желтовато-серебряную рыбину. Во, маза[94] пошла!
Горчаков опять подтянул рыбину ко льду и попытался завести ее в лунку, но она, рывками вырывая шнур, снова ушла на глубину.
— Терпи-терпи, Георгий Николаич, — Ефим полез за куревом, — я раз целый час вот так воевал, а он все равно оторвал!
Горчаков и не торопился, шнур в его руках временами гудел от натяжения. Полковник и Леня, побросав свои снасти, стояли рядом.
— Может, правда, таймень...
Полковник не договорил, Горчаков вдруг потянул, потянул, и из лунки показалась огромная щучья морда. Шнур лопнул, Горчаков с Ефимом, столкнувшись плечами, упали на колени и схватились за щучью башку. Вытянули, выдрали на снег. Широкая пятнистая щучина с огромной зубастой пастью и тяжелым пузом раскрывала темные красные жабры.
— Вот это чудище! — восхитился полковник и сунул валенок в раскрытую пасть. — Зубья, прямо как у товарища Сталина! Попалась, тварь!
— Кил двадцать будет... — прикидывал Ефим. — Урвал ты, Николаич!
— Она съедобная? — спросил Леня.
— А что же? — не понял Ефим.
— Можно выпустить, хорошей рыбы много?
— Выбросить всегда успеем...
Они снова разошлись по лункам, и снова пошла работа. Хорошо ловились хариус и сиги. Горчакову на его «крупнокалиберную» блесну еще несколько щук попались и с десяток налимов. Собрали рыбу в три мешка. Закурили довольные возле нарт. Руки у всех были красные, валенки и телогрейки мокрые.
— Ну и ямка, Ефим! — весело басил полковник. — Запоминай, Леонид Григорич, местечко, может, когда...
— Ну да! — хохотал Леня. — Река Турухан, сто пятый поворот налево!
— Сюда бы вольными попасть да с хорошей компанией! Показать людям такие вот богатства! — полковник повел рукой по горизонту. — Природу эту суровую! Это же наша природа, ребята! Вот она — настоящая Россия-матушка!
Природа в этом месте не представляла собой ничего особенного. Поворот реки, обрывистая глина правого берега, елки темными силуэтами, как конвой, торчали по склону среди кустарников. Солнце сегодня так и не вышло, но настроение у всех было отменное.
Они проехали совсем немного, Гусев увидел неплохое место для ночлега и с кормежкой для оленей. Свернули. Снега между прибрежными кустами было по грудь, пробили-протоптали дорогу для животных и нарт. В тайге было не так глубоко. Вытоптали и тут добрую полянку в сосняке.
— Уху вам сварю путнюю, а то все обещаю-обещаю, — Гусев распрягал оленей.
Горчаков помогал Гусеву, полковник, намеревавшийся после хорошей работы завалиться на полчасика придавить шконку, достал мешок с хариусами из нарты:
— Много чистить, Ефим?
— Десятка полтора хватит... — Ефим привязывал вожака, подкармливая его солью и поглаживая по шее. — Да
