Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Герцогиня таращила глаза, пока Грановский, секретарь Потемкина, переводил ей с русского на английский.
Молодая женщина смотрела то на одного, то на другого, ища поддержки.
– Ну, у вас есть же какие-то средства? – спросил сочувственно князь.
– Да, но мне надолго не хватит. Может, – она подняла глаза на секретаря Потемкина, Гарновского, – может ли князь купить у меня что-нибудь из тех шедевров, что я привезла на своем корабле?
Потемкин токмо что осматрел ее корабль, наполненный, что называется, доверху бесценными шедеврами живописи, золотыми и серебряными художественными изделиями, среди которых, он обнаружил ящик с какими-то деталями, как оказалось, часами.
– Вы ж были у меня, герцогиня, сами видели, что у меня такого добра с лихвой дома. Спросить надобно императрицу, может статься, она что захочет. Кстати, леди Кингстон, тот ящик с деталями часов… Что они из себя представляют? Вы их видели собранными?
– О, да, да! Это необычайные часы, называются «Павлин», сделаны из позолоченной меди! Они весьма красивы и сделаны нашим знаменитым Джеймсом Коксом.
Герцогиня передохнула и продолжила свой восторженный рассказ:
– Вы знаете, когда механизм часов заведен, то скрытые в их основании колокольчики начинают отбивать четверти и часы, а в определенное время шевелятся фигурки птиц. Первой оживает сова: ее клетка вращается, звеня укрепленными на ней колокольчиками. Сова вертит головой, хлопает глазами, одна лапа ее то опускается, то поднимается, как будто птица отбивает такт мелодичному звону. Когда затихает музыка и замирают движения совы, с легким шумом распускается великолепный павлиний хвост.
Герцогиня паки чуть передохнула и, видя, что кавалеры слушают ее с аттенцией, она продолжила:
– Сверкнув золотом своих перьев, павлин быстро поворачивается, а когда хвост опускается, павлин возвращается в первоначальное положение. Засим, последним, кукарекая, пробуждается петух.
Герцогиня рассказывала с большим чувством, размахивая руками, при этом отменно работала ее мимика на ее узком невыразительном лице. Василий Попов, переводя ее аглицкий язык, повторял и мимику, веселя друзей.
– Очень, очень красиво! – уверяла герцогиня своих слушателей.
– Что ж, – обратился Потемкин к своему секретарю Гарновскому, – ежели часы, и в самом деле таковые, то будут знатным подарком для государыни.
– Да-а-а-а, знатные часы! – удивленно крутил головой Петров. – Неужто таковые бывают? Это ж каковые руки надобно иметь!
– Главное, каковую голову! – добавил чинно Гарновский.
– Господа! Никогда не поверю, что есть в свете голова, паче нашего Кулибина Ивана! И Павлина возьму, понеже естьли что не в порядке, то он все поправит.
Светлейший приказал отвезти часы в свой дворец.
На следующий день десять больших ящиков и две корзины, в которых и были сложены детали и механизмы к тем часам, оказались в доме князя.
Пересмотрев несколько частей часов, Потемкин разочарованно пробормотал:
– Небось, половины деталей нет уже.
Герцогиня, передернув плечами, буркнула:
– Все как будто на месте. Возьмите, князь. А я вам какую-нибудь безделицу красивую подарю. Вы же любите…
Князь посмотрел на Гарновского. Тот кивнул, дескать, надобно брать.
– Ну, ладно! Возьму их для императрицы в подарок. Пусть наш механик-самоучка, золотая ручка, Иван Кулибин, соберет их.
Через некоторое время, по просьбе Светлейшего, Кулибин приехал осмотреть часы. С первого взгляда гениальный механик увидел, что к часам недостает нескольких важных механизмов. Пообещав князю выточить недостающие детали, он забрал ящики и перевез их к себе на Васильевский остров, где жил в доме Академии наук.
* * *
Екатерину известили, что ее двоюродный по отцу брат, а по матери – племянник Фридриха Второго, король Шведский Густав Третий, намерен очутиться в Петербурге чрез неделю после Троицына дня. Король Густав, ведая, что австрийский король находится во Франции инкогнито, под фамилией графа Фалькенштейна, такожде решился на выезд в Россию под фамилией графа Готландского.
Императрица иронизировала по оному поводу, считая, что братец Густав во всем желает быть похожим на императора Священной Римской империи Иосифа. Европейские газеты много писали о скромности молодого красавца-императора, осматривавшего достопримечательные места Парижа без свиты и подчинявшегося правилам для обычных посетителей.
Екатерина, насмешничая по оному поводу, писала Потемкину:
«22 мая 1777
В одиннадцатом часу.
Сей час получила известия, что Король Шведский вчерашний день хотел выехать из Стокгольма, что от того дня считая он намерен здесь очутиться чрез две, а не позднее трех недель, то есть неделя после Троицына дня. Хочет во всем быть на равном поведении и ноге, как Император ныне во Франции, всем отдать визиту, везде бегать и ездить, всем уступать место. Посла Шефера и камергеров шлет наперед и никаких почестей не желает принимать. Будет же он под именем Графа Готландского и просит, чтоб величеством его не называли. Я велю Нолькену приехать сюда в пятницу, и он едет ему навстречу. Я послала по Гр. Чернышева, чтоб яхты послать навстречу или фрегату, как успеют.
Отдайте Сенюше приложенное письмецо. Куда как скучаю без Вас. Adieu, mon cher et bien aime Ami – Прощайте, мой дорогой и горячо любимый друг».
* * *
Екатерина довольно пристально наблюдала, как ее двоюродный брат, шведский король Густав, вступив на престол почти на десять лет позже ее, русской императрицы, сумел, при помощи французских дипломатов, произвести государственный переворот, укрепить свою личную власть и резко ослабить права парламента. Фактически тоже самое, что и она учинила в первые годы своего правления с Сенатом. Правда обошлась без французов. Ей казалось ничто не может помешать ей строить дружественные отношения с близким родственником. Но весьма скоро она увидела, что братец, завидуя ей, правительнице огромного государства, занял враждебную позицию по отношению к России во время русско-турецкой войны. Екатерина посчитала сие предательством и относилась к королю иронично, называя его не иначе, как «братцем Гу». Король слыл романтичным красавцем, почитателем мужской красоты, страстным поклонником античности, живописи и театра. Такожде Екатерина ведала, что он вечно нуждается в деньгах и легко переходит на сторону тех дворов, которые давали ему субсидии. После войны с турками прошло три года и, видимо, братцу Гу понадобились деньги. На сей раз, он обратил свой взор на соседку-сестру. Что ж, незлобливая императрица Екатерина Вторая была не против встретить его.
Пятого июня семьдесят седьмого года шведская королевская яхта и сопровождавшая ее галера бросили якоря в Ораниенбауме. Понеже Королевский трехмачтовый голландский корабль явился в Петербург впервые, то салютовал Адмиралтейству четырьмя выстрелами, ему отвечали тремя, а он потом отблагодарил одним.
Было раннее прохладное утро. Голубое прозрачное небо отражалось в спокойном море. Король Густав сошел на берег и остановился
