Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
– Сожалительно, но об том, не ведаю, – но, подумав с секунду, она вдруг оживилась. – Зато ведаю, что императрица и дядюшка ждут шведского короля.
Мальтиц кивнула:
– Сказывают императрица не довольна, понеже сие влечет расходы. К нему уже назначили двух камергеров.
Варвара округлила глаза:
– И вот что любопытно: шведский король Густав путешествует инкогнито!
– Любопытнее другое, – заявила Протасова, – связь Нелединской с Репниным кончилась. Сказывают, она в тягости от него.
Все в великом удивлении переглянулись:
– Господи, спаси и помилуй, – перекрестилась Перекусихина, – совсем люди стыд потеряли! Как же на оное посмотрит ее муж?
– Полагаю, он не удивится… Князь Нелединский – Мелецкий лучше других знает об приключениях своей легкомысленной жены, – заметила баронесса.
* * *
И года не прошло, как Екатерина вдруг заметила невеселый настрой Завадовского. Опричь того, ей вовсе не нравилось, что он якшался с кланом Орловых и с желанием упражнялся вместе с ними, дабы подмочить репутацию Светлейшего князя, коий, узнав об том, категорически настаивал на смещении оного фаворита. Свое шаткое положение Завадовский почувствовал не сразу, а поняв ситуацию, обиженно стал говорить среди друзей и приятелей о своем отъезде или отставке. Но сам поговорить с императрицей не решался, надеясь, что все само как-нибудь уладится. Поелику, он передал свое невольное желание через Григория Орлова, надеясь, что Екатерина все-таки не захочет терять его.
В мае, когда природа цвела и пахла, люди радовались солнцу и хорошей, теплой погоде, произошло их письменное объяснение. Она писала ему:
«Мне князь Ор. сказал, что ты желаешь ехать, и на сие я соглашаюсь. После обеда, буде будешь кушать, я могу с тобою увидеться».
Между ними произошел тяжелый разговор – естественно, переданный государыней Потемкину в подробностях:
«Я посылала к нему и спросила, имеет ли он, что со мною говорить? На что он мне сказал, что, как он мне вчерась говорил, угодно ли мне будет, естьли кого выберет».
Екатерина разрешила фавориту выбрать посредника для переговоров об условиях его отставки. Об оном факте она спокойно довела до сведения Светлейшего:
«Выбрал графа Кирилла Григорьевича Разумовского. Сие говорил сквозь слезы, прося при том, чтоб не лишен был ко мне входить, на что я согласилась. Потом со многими поклонами просил еще не лишать его милости моей (и устроить его судьбу) На то и на другое я ответствовала, что его прозьбы справедливы и чтоб надеялся иметь и то, и другое, за что, поблагодаря, вышел со слезами.
Прощай, милый, занимайся книгами. Оне по твоему росту».
Завадовский был подавлен. Но Екатерина велела ему успокоиться, прекратить глупые выпады в сторону князя Потемкина, и, напротив, наладить с ним отношения, что для Заводовского было особливо тяжко. В начале лета с разбитым сердцем Завадовский уехал на Украину, в подаренное императрицей именье Ляличи.
Князь Потемкин, избавленный от неугодного фаворита, паки пребывал на верху могущества, являя из себя второго человека во всей империи.
* * *
Все ждали приезда шведского короля. Сказывали, что императрица не довольна, понеже сие повлечет немалые расходы. От де Корберона Левушка Нарышкин узнал, что король Густав путешествует инкогнито. Такожде посланник хвастал, что был в гостях у молодого красавца Степана Степановича Апраксина, который кружил головы всем молодым девицам Петербурга.
– Дом его, Лев Александрович, я почитаю подлинным земным раем! – захлебывался от восторга де Корберон. – Граф Степан с сестрой, старой Марией Талызиной, сей чудовищной толстухой, оба, как какие-то волшебники, учиняют его очаровательным! Я был у них и на балах, и на обедах… играх, забавах… Чудо, а не дом, граф! Видел там его старшую сестру Елену Степановну Куракину, она и в старости красива, не то что Мария Степановна! Думаю, вы такожде бывали в их доме…
Нарышкин, хмыкнув, согласно кивнул.
– Бывал и бываю. Знаком с их отцом, покойным генерал-фельдмаршалом Степаном Федоровичем Апраксиным. Он весьма любил и почитал императрицу, тогда еще Великую княгиню.
Де Корберон недоверчиво оглянулся на графа.
– Граф, вы так моложавы, что трудно поверить, что вы знали таковых давно ушедших в мир иной людей.
– Меньше ешьте и больше смейтесь, барон, и будете вечно молодым, – самодовольно заулыбался Нарышкин.
– С сей минуты и начну, граф.
Де Корберон намеренно растянул губы, показал свои ровные крупные зубы и захихикал. Получалось оное у него весьма смешно. Нарышкин смеясь в ответ, спросил:
– Были вчера при дворе в Петергофе?
– В воскресенье? Конечно, был! А что еще делать молодому, неженатому человеку? Дорогой я останавливался обедать у Спиридовых. Давно у них не был, они спрашивали, отчего редко бываю, я сослался на болезнь маркиза.
– Маркиз Жюинье все еще в лихорадке?
– Да, весьма ослаб, и страшно похудел. Болезнь его начинает меня беспокоить. Роджерсон не доволен им, по-видимому, тем более что к болезни примешивается меланхолия; боюсь, чтобы с ним не было то же, что с Лясси.
– Да-а…
– Ну, а потом я поехал в Петергоф, там, на Куртаге было много народа, и царствовала скука, хотя танцовали.
– Ну, а как в день Святого Петра прошел маскерад?
– Сие празднование, граф, стоило посмотреть! Жаль, вас не было. Я был там вместе с Хюттелем, секретарем Прусского Посольства. Мы говорили об алхимии.
– Алхимии?
– Да! Кстати, мы оба страстно желаем работать над нею. Должно быть правда, что хладнокровные люди любят чудеса.
Паки похихикав, оба помолчали.
– Слышал вы переехали с Мойки на Галерную, барон?
Даниэль сделал гримасу:
– Жить рядом с князем Орловым не самое приятное, граф, дело. Шум-гам. А я люблю работать в тишине.
Нарышкин, желая выведать, с кем встречался барон, спросил:
– С кем танцовали?
Де Корберон сделал гримасу:
– Я не хотел танцовать, понеже был в мундире. После куртага, вместе с одним пажом и с моряком, вернулся к Спиридовым. Они думают, что в день приезда шведского короля будет устроено морское празднество. Спиридов пригласил меня, на будущей неделе, на свой корабль, стоящий в Кронштадте; там я уже бывал и осмотрел прекрасное сооружение, начатое царем Петром: канал, выложенный камнем и, идущий из порта, в громадный бассейн. В нем устроено четыре шлюза, для задержания воды.
– Благодаря этому каналу, можно вводить в бассейн военные корабли и там, выпустив воду, оставлять их на сухом месте, для починки и окраски.
– Я изведал, что вода удаляется при помощи пожарного насоса, сделанного в Англии и стоящего семьдесят тысяч рублев, и всякий раз, при действии, пожирающий на три тысячи угля. Весьма сильный насос, он вытягивает в день