Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
Все едва дотерпели до перемены, побросали учебники и стали обсуждать.
Домой Ксения шла огородами показательного колхоза Совпартшколы – учреждения союзного значения, где учили на председателей колхоза выдвиженцев с мест по ходатайству парторганизации. Поэтому на территории был порядок, так же, как и в их школе, принадлежавшей не администрации поселка, а Министерству сельского хозяйства. В этой школе они учились в первую смену, а председатели колхозов в это время расставляли бирочки по своим грядкам, сдавая практику по агрономии и полеводству, а вечером в школе председатели сидели за марксистко-ленинской теорией.
Везде был образцовый порядок. Не сравнить с деревней, где она жила на взгорке. И в душе у нее был с детства порядок. Может, от характера, а может от тетки, которая её воспитывала, а может быть, от первых впечатлений от матери с отчимом, от их работы в паре на продуктовой базе. Поэтому они с подружкой, идя огородами, не стали обсуждать, как другие в классе, что такое милиция, они «за» или «против» неё, они сговорились идти в милицию записываться, в том числе и потому, что был случай. Ездили они на велосипедах в сторону Павловской слободы, на Нерские озера, с солдатами покупаться, позагорать. Там тоже какая-то деревня. И лежат они так переговариваются, и вдруг с белым лицом бежит её мать. Как она сюда добралась, как узнала, что они здесь?
«Вот чумовая!» – сказала подруга.
– Ты что здесь? – мать сразу начала кричать на нее.
– А что?
– Да здесь же вокруг лес и никого.
– А кого нужно-то? – подруга встряла вместо нее. Но мать не дала себя сбить.
– От гарнизона два шага. За изгородью, наверное, солдаты сбежались подсматривать за вами, маются да изнывают, а вам и нет ничто! Разлеглись тут! А ну, марш домой!
Пришлось подчиниться.
А теперь они поняли – в электричке они на законных основаниях будут рядом с гарнизоном, и мать ничего не сможет возразить.
Когда они с подругой вошли, озираясь, в милицию, тот же милиционер мыл под умывальником руки.
– Проходите, не бойтесь, здесь не кусаются. – Он сухо-насухо вытер полотенцем руки. – Пришли, значит? Молодцы! Пишите заявление: «Я, Пчелкина, – взглядывая на меня, – и я, Сидорова – на подругу, – прошу зачислить меня в дружинники, помощником милиционера по поддержанию порядка в поселке. Всемерно обязуюсь выполнять все поручения».
– Ну что, написали?
– Сейчас, сейчас!
– Ну вот и хорошо, – проглядывая оба заявления, сказал милиционер и положил их куда-то на полку, – теперь вам осталось познакомиться с нашим Алмазом, сторожевой собакой. Она тоже не кусается, если вы не правонарушитель, но в чувство приводит.
И подвел их к вольеру.
– Не правда ли, хороший? Каждого сотрудника собака должна обнюхать, то есть признать своим. Понятно?
– А мы с вами пойдем к электричке? – спросила подруга, ободренная его балагурством.
– Нет, сейчас придет Вальиваныч. Так-то он Валентин. Но все привыкли звать его Вальиваныч. С ним пойдете. А мое дежурство на сегодня кончилось.
– А может быть всё-таки с вами? Мы к вам привыкли уже.
– Да не волнуйтесь, у нас все люди хорошие. Мне сейчас, если честно, на вызов идти. Я же ваш участковый.
Стали ждать Вальиваныча. Оказался высок, молчалив и исполнителен. Взял папку, и они пошли к электричке. Если что и говорил по ходу, то это звучало как отрывистые команды. «Входим в вагон, отсекаем безбилетников, разбираемся с ними вежливо, но без жалости, чтоб неповадно было. Всё понятно? И последнее. Входите в вагон обе, одна быстро проходит в другой конец вагона и оборачивается на подругу, потом вместе идете навстречу друг другу, проверяя билеты, никого через себя не пропуская. Не ведитесь на хохмы. Молодые люди это очень любят. Не срывайтесь на крик. Девушки, особенно вначале, пытаются его применить. Я буду издали всё контролировать.
Когда она вошла, сначала никого и ничего от волнения и напряжения не видела. Позже начала различать отдельные личности и проблемы. И много позже она уже умела, войдя, сразу окинуть взглядом весь вагон и как бы увидеть всех разом. Кто где сидит, кто куда сразу сорвался от дружинников. И кто доволен их присутствием – «Ого, порядок, давно бы так». И кто недоволен – «А, черт, опять они, дружинники эти…». И пришло состояние восторга и ответственности за выполняемую работу, когда ты можешь всё и делаешь всё, что от тебя требуется, и так, как надо.
– Ваш билетик. А ваш билетик? Так, хорошо, – обращалась Ксюша к пенсионеркам и дачницам.
– Твой билет! Твой, говорю, билет!
– Тетенька, а он у меня его отобрал.
– Сейчас получишь за тетеньку. Где твой билет? А приятеля твоего сейчас ссажу с электрички! Пусть пешком идет до своего Веледникова.
– Тетенька! Скажите ему! Он опять меня бьет! – и парень повис на поручнях, когда отъехала электричка.
– А его мы в милицию сдадим! Они там с ним быстро разберутся.
– Да-да, тетенька! В милицию его! – все веледниковские, ехавшие из сельхозучилища, в котором учились на трактористов и шоферов, смеялись и были очень довольны своей поездкой. Оказывается, тут молодые девушки теперь билеты спрашивают. Почему бы не приколоться? Но Ксения выдерживала серьезный тон. Ей нравился строгий образ юного милиционера. Она о будущем ещё не думала, а потом, кто знает, может, и пойдет в школу милиции.
Курирующий милиционер наставлял её:
– Ветка наша маленькая, но важная. Во-первых, стратегический военный завод. На подступах к нему – если электрички просматриваются юными помощниками милиционеров – неназойливо, но всё замечая, отслеживаем, отсекаем странных личностей, если они едут с грузом – чемодан, большой сверток. Отслеживаем и докладываем. А в бытовом плане главное, чтобы вы пошли по электричке. Народ ждет, что вы придете и спросите у них билет. И народ подтянется – будет покупать билеты. Сразу не одолеть подхихикиванье, смех. Надо проявить терпение, выдержку, волю. А на горло не берите. И обижаться нельзя. А народ подтянется. Русский народ испорчен собственной безалаберностью, ему надо противопоставить порядок. Создать привычку – долгое время требуется. Но неукоснительно. Сразу ничего не получится. Только постепенно и вежливо.
Среди будущих трактористов Ксения отметила парня, который выделялся среди других лидерством и коноводством. С Ксюшей он больше молчал и краснел на радость своим сотоварищам, и они вместо него во всеуслышание рассказывали ей, как он в неё втрескался.
– Вы у него билет не спрашивайте! Он всё равно вам ничего не ответит. Вы мне скажите! Я у него из кармана выну и вам покажу. Он втюрился в вас, вы его не трогайте!
Так между ними жаворонком зазвенело предзнакомство. Установилась
