Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель
Люциус Кери Фокленд думал приблизительно так же, однако предпочёл добровольную смерть. Кромвель по натуре был победителем, он не мог и не умел отступать. Перед строем и в личных беседах генерал готовил солдат, возвышал их дух, что было, по его убеждению, самым верным залогом успеха. Когда три тысячи кавалеров решили выбить их из графства Линкольн, его воины громко возблагодарили Господа за возможность сразиться и с радостным воодушевлением пошли вперёд. Вражеских войск было приблизительно столько же. К ним присоединился потрёпанный отряд во главе с Томасом Ферфаксом. Командовал ими Манчестер, но драгуны Кромвеля были их главной силой.
Одиннадцатого октября 1643 года они встретились у местечка Уинсби, на востоке графства Линкольн. Солдаты Кромвеля запели псалом:
«Боже, царь мой! С Тобой избодаем рогами наших врагов, во имя Твоё попрём ногами восстающих на нас, ибо не на лук мой уповаю, и меня спасёт не мой меч; но Ты спасёшь нас от наших врагов и посрамишь ненавидящих нас».
Под это суровое пение, далеко и громко разносившееся в ломком осеннем воздухе, они бесстрашно и дружно двинулись на врага. Кромвель скакал впереди. Кавалеры встретили их плотным мушкетным огнём. Они не дрогнули и перешли с рыси в галоп. На расстоянии половины пистолетного выстрела кавалеры дали по ним второй залп. Под Кромвелем пулей убило коня. Они оба упали. Жажда победы, стремительность боя точно подхватили генерала. Он высвободился, поднялся, побежал, вскочил на другую лошадь и ворвался в гущу сражения, нанося удары, криками подбадривая и направляя разгорячённых драгун. Атака была так решительна, выучка драгун к тому времени была так хороша, что строй кавалеров был опрокинут и смят. Они побежали, бросая оружие. Парламентская армия взяла тридцать пять знамён и около тысячи пленных. Графство Линкольн было в её руках.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
1
Победы Кромвеля, решительные, бесспорные, но имевшие значение только для графства Линкольн, не могли изменить ход войны, которая явно затягивалась и начала тяготить население. Произвольные налоги и таможенные тарифы, корабельные деньги и монополии, наносившие ощутимый ущерб предпринимательству и торговле, произвольные штрафы, тюремные заключения и публичные казни, оскорблявшие достоинство англичан, ушли в прошлое и позабылись. Предпринимательство и торговля получили долгожданную свободу. В хозяйстве страны наступил стремительный, но краткий подъём. Он длился три года и сменился новым упадком. Англия разделилась в ожесточённой борьбе. Налаженные экономические связи были разрушены. Сношения Лондона с севером, западом и юго-западом были прекращены. Приток сырья прекратился, торговля ослабла. Резко сократилась торговля с Голландией и Московией: королевский флот пиратствовал на торговых путях. Сельское хозяйство приходило в упадок, отчего стремительно взлетали вверх цены на хлеб и на шерсть, а доходы простых горожан уменьшались.
Простые люди страшились голода и застоя и во всех своих бедах обвиняли парламент, поскольку сейчас именно ему принадлежала вся власть.
Народ чувствовал себя обманутым и оскорблённым. Владычество парламента чересчур затянулось, и он получил прозвание Долгого, в котором скрывался иронический смысл. Положение могло улучшить только примирение с королём.
Мир становился возможным. Его условия могли быть почётными для монарха, стоило ему согласиться управлять Англией совместно с парламентом. Но он, как все недалёкие, но упрямые люди, не желал идти ни на какие уступки, и был уверен в полной победе, ведь большая часть Англии уже была на его стороне, а в конце 1643 года открылась возможность получить войска из Ирландии.
Положение в Ирландии до сих пор оставалось неопределённым и шатким. В начале восстания парламент собрал средства и снарядил войско для подавления мятежа. Эта армия насчитывала от десяти до двенадцати тысяч наёмных солдат. Пока им платили, они несколько потеснили ирландских повстанцев, но вскоре Долгий парламент, сам втянувшийся в войну, стал о них забывать. Денег, которые разворовывались на пути к армии, не хватало и для солдат Эссекса, тем более для ирландских солдат. Наёмники нс желали сражаться бесплатно, они ограничивали военные действия тем, что сдерживали повстанцев, но не продвигались вперёд. В таком положении парламент обвинял короля. Государь захватывал мушкеты, порох и продовольствие, направлявшиеся в Ирландию, и во всех бедах винил корыстных и бессовестных представителей нации. Тем временем его агенты вошли в сношение не только с её генералами, но и с повстанцами, с которыми постоянно переписывалась его жена-католичка.
Во главе ирландской армии стоял граф Джеймс Батлер Ормонд, аристократ, человек богатый, великодушный и храбрый и за это любимый народом. Он выиграл два сражения против повстанцев, но был преданным сторонником короля. На службу к себе он принимал кавалеров, исключённых из службы парламентом, и с течением времени заменил парламентских чиновников монархистами. Таким образом, ирландская армия, воевавшая за дело парламента, мало-помалу перешла на сторону короля.
Ничего лучше придумать было нельзя. Карл повелел Ормонду вступить в переговоры о мире с советом повстанцев. Граф исполнил его повеление, а между тем доносил в Лондон парламенту о бедственном положении протестантов в Ирландии, о разложении армии, о желании многих наёмных солдат оставить службу. В своих докладах Ормонд почти не отклонялся от истины, однако составлял он их главным образом для того, чтобы в случае нужды оправдать свои успешные переговоры с повстанцами.
Пятого сентября 1643 года было подписано перемирие на год. Король не мешкая вызвал ирландскую армию в Англию. В скором времени в Бристоле и Честере должны были высадиться десять полков.
У англичан ненависть и презрение к ирландцам были чем-то вроде дурной неизлечимой болезни. Вся парламентская Англия при первом известии о перемирии и полках, перешедших на сторону монарха, ожесточилась благородным негодованием. Недовольство распространилось даже среди роялистов. В ставке короля в Оксфорде было неспокойно. Кое-кто из офицеров Ньюкасла в знак протеста перешёл в ряды парламентской армии. Граф Генри Рич Холланд, следом за ним лорды Бедфорд, Педжет и Клер возвратились из Оксфорда в Лондон и уверяли членов парламента, что в ставке короля верх решительно взяли паписты и что совесть не позволяет им там оставаться. Явный поворот в сторону примирения с монархом сменился новым негодованием. Короля называли лицемером, лжецом. Выяснилось, что он ведёт тайные переговоры с католиками. Негодование удвоилось, когда распространились слухи о том, будто к английским солдатам ирландской армии присоединились паписты, даже переодетые женщины в каких-то диких нарядах, вооружённые длинными, чуть ли не кухонными ножами. Многие из простых людей, дворян и вельмож почувствовали ненависть к венценосцу, которая уже не утихала до конца гражданской войны. Они возмущались между собой:
— Мало того, что король отказался мстить папистам за избиения протестантов в Ирландии, он ещё принимает к себе на службу этих свирепых убийц, чтобы теперь они убивали протестантов у нас!
Безумие окончательно разыгралось, когда стало известно, что монарх попытался разорвать союз шотландцев с английским парламентом. Он поручил это герцогу Гамильтону, который служил ему в Эдинбурге. От его имени Гамильтон заверял шотландский парламент, что в том случае, если союз будет разорван, шотландские лорды получат третью часть должностей при королевском дворе, к Шотландии присоединят графства Уэстморленд, Кемберленд и Нортумберленд, когда-то принадлежавшие ей, вместо Лондона королевской резиденцией станет Ньюкасл, а двор принца Уэлльского разместится в Эдинбурге на вечные времена.
Этим обещаниям мало кто верил как в Англии, так и в Шотландии: все знали, что Карл презирает шотландцев и не желает поступаться и самой малой толикой своей неограниченной власти. Тем не менее это вызвало взрыв возмущения. Англичане, относившиеся к шотландцам с презрением, любые уступки шотландцам со стороны короля считали изменой, а изменников не любят нигде.
И в Лондоне, и во всех графствах, поддерживавших парламент, возродился воинственный дух. Q мире уже не говорили ни простые горожане, ни парламентарии. Энтузиазм охватил даже лондонский Сити. Кое-кто из богатейших торговцев и финансистов одевал и вооружал на свой счёт нахлынувших добровольцев, кое-кто сам вызывался служить в их рядах. Рассказывали, что один из них, только что получив в наследство громадное торговое дело и две тысячи фунтов стерлингов, явился в армию Эссекса во главе полка, вооружённого и снаряженного им. Даже те из депутатов парламента, которые только что хлопотали о мире, призывали городские советы приложить все усилия для борьбы.
