Граница - Станислава Радецкая
- Я все знаю, князь, - заметил Йохан.
- Не понимаю, о чем вы говорите, - мягко сказал Андрей Павлович. – Вы пьяны.
Подсумок валялся на полу, и один мешочек порвался. Из него высыпалось золото и камни. Андрей Павлович поймал взгляд Йохана, обращенный туда, но лишь ласково заулыбался.
- Если он взял у вас деньги, вы можете забрать их, барон, - добавил он. Слуга наконец поднялся и набычился, но говорить не торопился.
- Пусть ваш поэт опустит шпагу, - сказал Йохан. На лестнице послышался шум, и почти неосознанным жестом он прикрыл дверь, не желая лишних свидетелей.
Вымогатель медлил, но благосклонный кивок Вяземского заставил его повиноваться, и он досадливо бросил оружие на пол и громко чихнул. Если бы Йохан собственными глазами не видел, как эти трое дружно сидят за столом, он бы поверил в невиновность Андрея Павловича.
- Пусть и дикарь опустит нож, - велел Вяземский. Нарисованный румянец на его щеках потемнел. – Сей благородный торговец защищал меня от посягательств вашего слуги, – он тяжело вздохнул и продолжил, изысканно сложив пальцы в щепотку. - Мне бы не хотелось, чтобы мое имя поминали в связи с беспорядками и резней. Я же не грабитель, не убийца и не наемник, хотя поговаривают, что среди местной знати можно найти такого человека… Если бы я знал, кто это, - добавил он почти весело, - я бы немедленно рассказал местным властям. Не всех разбойников они повесили.
Диджле тревожно переводил взгляд с Йохана на князя, не понимая толком, о чем толкует Андрей Павлович, но кинжал все-таки опустил. Йохан сделал ему жест подойти ближе, и он повиновался, стараясь не поворачиваться спиной ни к вымогателю, ни к слуге.
- Не всех, это верно, - согласился Йохан. – Что уж говорить о беглых крепостных, которые пытаются выдавать себя за знать и накладывают на лицо толстый слой краски? Говорят, в этот город приехал шантажист, который мастерски умеет писать не только своим почерком. Думаю, властям будет интересно узнать и об этом.
- И все же грабителями и самозванцами они интересуются больше, - обманчиво мягко возразил Вяземский. – Наверняка есть люди, которые могли бы засвидетельствовать о приключениях человека вне закона.
- Как и о приключениях вымогателя, который наверняка прикрывается ложным титулом.
Они мерялись взглядом, и ни Йохан, ни Андрей Павлович не отводили глаз друг от друга. Вяземский знал о прошлом Лисицы, это было ясно, как день, но и слова о шантажисте его насторожили, и теперь он мягко ходил по краю, зорко всматриваясь, где у барона слабое место.
- Этот человек, господин… - подал голос Диджле и ткнул пальцем в сторону вымогателя.
- А, да… - спохватился Йохан. – Мы забираем его.
Шантажист сделал угрожающий шаг вперед, но Андрей Павлович остановил его властным жестом.
- Нет, - сказал он просто.
- Разве вы не на стороне закона?
- Именно потому я говорю вам - нет. Возможно, эти деньги принадлежат вам, здесь я не буду спорить. Но человеку, который столь бесцеремонно врывается в чужие комнаты, я не могу доверять чужую жизнь. Может быть, вы за углом зарежете беднягу. Ваш необузданный нрав… - он неодобрительно покачал головой.
- Это выглядит немного иначе, - протянул Йохан, - но спорить я не буду.
Он кивнул Диджле забрать подсумок и рассыпавшееся золото, и осман, подозрительно поглядывая на врагов, проворно схватил его и ссыпал туда деньги.
- Я не забуду вашего визита, барон, - проговорил Вяземский. В его голосе слышалась отдаленная угроза. Он встал, и слуга захромал к нему.
- Лучше подумайте о себе, - посоветовал Йохан, и Андрей Павлович саркастически улыбнулся. Йохан поднял нож с пола, заметив, как присутствующие напряглись, и кивком велел Диджле выходить.
- До новой встречи, барон.
- С большей охотой я услышал бы от вас: «Прощайте».
Вяземский промолчал, и они покинули его темное логово, провожаемые неодобрительными взглядами. Внизу Йохан расплатился с хозяином, кинул два крейцера оскорбленному солдату, который все еще рвался в бой, как неправедно пострадавший, и вышел на улицу. С минуту он неподвижно стоял, вдыхая свежий холодный воздух, пока Диджле не начал ежиться от мороза. Осман выглядел раздосадованным, обиженным, сбитым с толку, но держал рот на замке крепко, и только желваки выделялись на смуглом лице.
- К реке, - негромко скомандовал Йохан. Диджле удивленно взглянул на него, но опять ничего не сказал и лишь повиновался приказу. От холода он прятал руки в рукава своего скромного темного камзола, по-дикарски препоясанный кушаком, из-за которого торчала рукоять кинжала.
На душе у Йохана было тускло. План, столь замечательный в уме, обернулся на деле разочарованием, словно сам Бог препятствовал его свершению. Может, и верно говорят, что одному не сделать ничего путного? В чем-то князь Вяземский был прав. Раскройся правда, и Йохан предстанет самозванцем, грабителем и наемником, и все, кто пил за его здоровье, дружно от него отвернутся, как случилось с Уивером, и будут твердить, будто давно подозревали неладное.
Они дошли до реки и по протоптанной прачками тропинке спустились к самому берегу, где виднелась темная полоса воды. Здесь Йохан снял с плеча Диджле проклятый подсумок и взвесил его в руке.
- Не выбрасывай денег, брат, - подал голос Диджле. Если он заговорил, значит – простил. – Старики