Граница - Станислава Радецкая
Он быстро миновал жаркую кухню, похожую на некую разновидность ада: у вертела скучающий повар следил за тем, как подрумянивается поросенок с яблоком во рту, из печи, в которой ухватом шуровал поваренок, вырывался огонь, и яркие искры падали на каменный пол, угасая в полете. На столе выстроились марципановые пирожные с апельсиновой долькой, и совсем мелкий мальчишка старательно украшал их масляным кремом и цукатами под надзором кондитера. Он открыл рот, когда увидел Йохана, и с деревянной ложки в его руках упал целый ком крема; кондитер, как злобный коршун, вцепился ему в плечо и отвесил ему подзатыльник, лицо мальчишки сморщилось в комок – он готовился зареветь. Йохан вышел во двор, где пахло подгнившей кислой капустой из бочки и обошел дом, направляясь прямо к черному дереву.
Ветер бил в лицо, и, как назло, с неба посыпался мелкий колючий снежок, забивавшийся за шиворот. Кора дерева еще не успела покрыться наледью, и Йохан облегченно вздохнул. Нижний сук был от земли высоко, но не было времени размышлять или делать ременные петли: Йохан загнал в древесину засапожный крепкий нож и, используя его, как подножку, залез наверх так, чтобы заглянуть в окно князя. Дерево угрожающе заскрипело, но выдержало, и Йохан, опасаясь лишний раз дышать, осторожно уселся на ветке, морщась от холодного ветра.
Его взяло крепкое разочарование, когда он увидел, что за столом в одиночестве сидит князь, но из темноты вынырнул слуга, без шляпы и без парика, потирающий ухо. В руке он держал кружку. Властным жестом он показал Вяземскому какой-то знак, и Андрей Павлович нехотя повиновался. Он слез с насиженного места, взял кружку со стола и неожиданно опустился на колени, скрывшись в полумраке. Что значила эта пантомима, Йохан понять не мог – кружка была пуста, и вино со стола исчезло. Не могли же они лакать вино с полу? Но тогда и кружка ни к чему.
Через полчаса его начала бить дрожь от холода и неподвижности, но слезать он не слезал. Князь и его слуга дважды поменялись, все так же не выпуская из рук кружек, но, в конце концов, слуга махнул рукой и, судя по жестам, приказал князю сидеть тут. Андрей Павлович казался еще более неживым, чем обычно, благодаря неяркому свету свечи и краске для лица, покорно кивнул и сжал губы. Про себя Йохан поклялся, что еще пять минут, и он вернется в тепло, потому что с каждым мгновением сидеть становилось все неудобней, и ветка холодила зад даже сквозь шерстяные кюлоты и подштанники. Когда он, наконец, решился слезть, с трудом разгибая руки, дверь в глубине комнаты отворилась, и в проеме появился слуга, за которым следовал человек, закутанный в плащ, и Йохан узнал вымогателя.
Ситуация становилась все интересней. Князь Вяземский вел себя покорно и тихо, совсем неподобающе своему высокому титулу, словно его кто-то заколдовал; он достал из-под стола вино, самолично разлил его и то и дело дотрагивался до рукава вымогателя интимным жестом. Слуга сидел рядом с ними, потирая ладони. Он сгорбился и мрачно глядел на шантажиста исподлобья. Йохан заерзал на ветке, дожидаясь, когда вымогатель достанет деньги, но тот медлил; вместо того, он резко заговорил, разрубая воздух ребром ладони. Вяземский угодливо подлил ему вина, которое тот пить не стал, а слуга так и не поменял позы. Слова князя заставили упрямца смягчиться, и он неохотно стянул с себя подсумок и осторожно положил его на стол.
Йохан кубарем скатился с дерева, вынул нож и поднял упавшую треуголку. Мороз сковал движения, и когда Лисица ворвался в теплую кофейню, ошеломив посетителей своей внезапностью, щеки и пальцы защипало до боли. Диджле здесь уже не было, только кофе стыл в чашке у того места, где он сидел полчаса назад, и с беспощадной очевидностью Йохан понял: осман повиновался его приказу и пошел следом за вымогателем. Оставалось только надеяться, что у него хватило ума не лезть за ним в комнату. Лисица оттолкнул зазевавшегося солдата, который оказался у него на пути, отдавил ногу слуге и бросился наверх. Позади послышался треск дерева, смех и невнятные ругательства, но оборачиваться он не стал: не до того сейчас было.
Дверь в комнату Вяземского была закрыта, и нигде не было и признака присутствия османа. Йохан покрутился по коридору, точно пес, потерявший след, но, не найдя Диджле ни в одном из темных закоулков, рванулся к заветной двери, навалившись на нее всем телом. Поддалась она на удивление легко, и не ожидавший подобного Йохан оказался прямо позади чьей-то спины и свалил незнакомца на пол. Звякнуло железо, и нож выпал у него из рук. Это оказался слуга князя, и он забарахтался, как большая темная гусеница, пытаясь перевернуться навзничь. Оскаленный Диджле прижался к стене, выставив перед собой свой длинный кинжал, но в руке у его противника-вымогателя блестела шпага, и только неожиданное появление Йохана спасло османа от увечий.
- Ах, это вы, барон! – непринужденно заговорил Андрей Павлович, словно они случайно встретились на конной прогулке. – Ваш слуга совершенный дикарь! Только вообразите, я отдыхал за бокалом вина и сочинял элегию моей прекрасной даме, Элоизе и Лесбии в одном лице, вызвав к себе продавца стихов, и вдруг врывается ваш осман. Он размахивал ножом и обвинял меня в ужасных вещах. Это невообразимо, n’est ce pas? – он насмешливо взглянул на Йохана и добавил: - Впрочем, я смотрю, он набрался сих дурных манер от хозяина.
- Этот человек, да, - от волнения Диджле заговорил на ломаном немецком, но ножа не опустил, - пытается
